Алексей Петрович Ксендзюк
Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика
(отрывок из книги)
Глава 4.
Часть 2. Растения силы
Лист 1 (Начало) |
Лист 2 (Конец)
продолжение...
Легко заметить, как "ключевые стереотипы"
тоналя, его _основные идеи_ дезактуализируются. Тональ "слабеет"
прямо на стазах: снижается способность к "внутреннему диалогу"
(1); идеи непрерывности, ожидаемости и стабильности теряют свою
жесткость и легко "соглашаются" с альтернативными
идеями (что мы увидим из описания некоторых опытов Хаксли, приводимых
ниже); мотивация действия, порождаемая фиксированным "образом
себя" сводится к нулю (3); а пространственно-временная
координация, отвечающая за синхронность и полноту описания мира,
теряет смысл (2). Кроме того, мы сталкиваемся здесь с тем же
явлением - "переполнением информацией" тоналя, - как
и в техниках по остановке внутреннего диалога, предлагаемых
доном Хуаном. Обо всех вышеперечисленных эффектах можно прочитать
и у других ученых, исследующих "измененные состояния сознания".
(См. например: Altered States of Consciousness. Ed. by Charles
T. Tart. New York. 1972.)
Олдос Хаксли свидетельствует об обогащении своего восприятия
так: "Исследователь обратил мое внимание на мебель. Маленький
столик для пишущей машинки стоял в центре комнаты. За ним, если
смотреть от меня, находился плетеный стул, а еще дальше - конторка.
Эти три предмета образовали замысловатую структуру из горизонталей,
вертикалей и диагоналей - структуру тем более интересную, что
ее невозможно было понять с точки зрения пространственных отношений.
Я не смотрел на свою мебель как прагматик, которому нужно сидеть
на стульях или писать за столом, но и не как кинооператор или
фиксирующий научный прибор. Я смотрел, как чистый эстет, которого
интересует только форма и расположение форм внутри поля зрения
или на холсте картины. <.. .> Вот, например, ножки этого
стула - как чудесна их округлость, а их полированная гладкость
просто сверхъестественна! Я провел несколько минут (или несколько
веков?), и при этом не только созерцал эти бамбуковые ножки,
но и реально был ими, или, точнее, находился в них." (Huxley
A. The doors of perception.) Гипнотическую, завораживающую глубину
обнаружили самые тривиальные вещи: книги, стоящие на полках,
собственные брюки, закат солнца над равнинами Калифорнии...
Опыт Карлоса Кастанеды, безусловно, гораздо драматичнее, и,
несомненно, дон Хуан приложил к этому руку. Он стремился предъявить
ученику более широкий участок спектра Реальности, распахнуть
перед ним такие бездны, чтобы его тональ никогда уже не вернулся
к своей самоуверенности и самодовольству. В абсолютном одиночестве
Мескалито продемонстрировал на кактусовом поле весь груз обусловленности
и бессмысленности человеческого тоналя) сквозь обломки которого
льется бесценный свет Реальности:
"От каждого пейотного кактуса на поле исходил голубоватый
мерцающий свет. Один кактус светился особенно ярко. Я сел перед
ним и начал петь ему свои песни. Тут из растения вышел Мескалито
- та же фигура в виде человека, которую я видел раньше. Он взглянул
на меня. С большим чувством (совершенно необычным для человека
моего темперамента) я пел ему свои песни. К ним примешивалась
уже знакомая мне музыка - звуки флейт или ветра. Как и два года
назад, он беззвучно спросил: "Чего ты хочешь?" Я заговорил
очень громко. Я сказал - я знаю, что в моей жизни и в моих поступках
чего-то не хватает, но не могу обнаружить, чего же именно. Я
смиренно просил его сказать мне, что у меня неладно, и еще сказать
свое имя, чтобы я мог позвать его, когда буду в нем нуждаться.
Он взглянул на меня. Его рот вы тянулся, как тромбон, до самого
моего уха. И он сказал мне свое имя.
Внезапно я увидел отца. Он стоял посреди пейотного поля, но
поле исчезло, и вся сцена переместилась в старый дом, где прошло
мое детство. Я стоял с отцом у смоковницы. Я обнял его и стал
торопливо говорить ему все, чего никогда не мог ему сказать.
Каждая мысль была законченной и исчерпывающей. Было так, словно
у нас в самом деле нет времени и нужно сказать все сразу. Я
говорил что-то совершенно потрясающее, говорил о чувствах, которые
к нему испытывал, - что-то такое, о чем при обычных обстоятельствах
никогда не посмел заикнуться.
Отец не отвечал. Он просто слушал, а потом исчез. И я снова
был один, я плакал от печали и раскаяния.
Я пошел через пейотное поле, выкликая имя, которому меня научил
Мескалито. Что-то появилось из странного, похожего на звездный,
света на кактусе. Это был длинный светящийся предмет - что-то
вроде палки из света, величиной с человека. На мгновение он
осветил все поле ярким светом, желтоватым или янтарным; затем
озарил все небо, отчего получилось необычайное, чудесное зрелище.
Я подумал, что если буду смотреть, то ослепну. Я зажмурился
и спрятал лицо в ладонях.
Я безошибочно знал, что Мескалито велит мне съесть еще один
бутон. Но как же это сделать, подумал я, у меня ведь нет ножа,
чтобы его срезать. "Съешь прямо с земли", - сказал
он мне тем же необычным образом. Я лег на живот и стал жевать
верхушку растения. Оно согрело и ободрило меня. Все мое тело,
каждая его клетка согрелась и выпрямилась. Все ожило. Все состояло
из сложных и тонких деталей, и в то же время все было таким
простым. Я был повсюду: я мог видеть все, что вверху, и все,
что внизу, и все вокруг одновременно.
Это непередаваемое чувство я испытывал как раз столько времени,
чтобы успеть его осознать. Затем его вытеснил гнетущий страх,
который пусть не мгновенно, но все же достаточно быстро и неумолимо
овладел мною. Сначала в мой чудесный мир безмолвия ворвались
острые звуки, но я не обратил на это внимание. Затем звуки стали
громче и назойливей, как будто надвигались на меня. И постепенно
исчезло недавнее чувство, когда я плавал в мире целостном, безразличном
и прекрасном. Звуки выросли в гигантские шаги. Что-то громадное
дышало и двигалось вокруг меня. Я понял, что оно за мной охотится.
Я побежал и спрятался под валуном, пытаясь оттуда определить,
что же меня преследует. На мгновение я выглянул из своего убежищу,
и тут преследователь, кто бы он ни был, на меня бросился. Он
был похож на морскую водоросль. Водоросль бросилась на меня.
Я думал, что буду раздавлен ее весом, но оказался в какой-то
выбоине или впадине. Я видел, что водоросль покрыла не всю поверхность
земли вокруг камня. Под валуном остался клочок свободного пространства.
Я старался вжаться под камень. Я видел капающие с водоросли
огромные капли слизи. Я "знал", что это секреторная
жидкость - пищеварительная кислота, чтобы меня растворить. Капля
упала мне на руку; я пытался стереть кислоту землей и смачивал
ожог слюной, продолжая закапываться. В какое-то мгновение я
почти растаял.
Меня вытаскивали на свет. Я решил, что уже растворен водорослью.
Я смутно заметил свет, который становился все ярче. Свет шел
из-под земли, пока наконец не прорвался в то, в чем я узнал
встающее из-за гор солнце." (I, 132-134)
Каждое "психоделическое" переживание Кастанеды заново
"оживляется" доном Хуаном - он стремится закрепить
в сознании ученика свободу восприятия. Неважно, что из пережитого
им действительно имеет смысл, а что отражает груз накопившихся
проблем и предвзятостей. Смысл рассказов и воспоминаний в другом
- мир можно воспринимать иначе, мир не связан нашим перцептивным
шаблоном, он свободен и беспределен выо всем.
Тот же урок заключался и в созерцании Реальности "глазами
вороны" (I, 152-153), и в жутковатой аудиенции у мифического
"стража другого мира", и тогда, когда Карлос неоднократно
погружался в "зеленый туман" у оросительной канавы.
Если вы ищете здесь скрытую информацию, обучение "тайному
знанию", то вряд ли найдете: все это - способы "расшатать"
тональ, "усмирить" его и в случав надобности заставить
его покорно отойти в сторону.
И нельзя не отметить - такие уроки пошли Кастанеде на пользу.
"Помогли ли мне растения силы? - спросил я.
- Конечно, - сказал он. - Они раскрыли тебя, остановив твой
взгляд на мир. В этом растения силы оказывают такое же воздействие
на тональ, как и правильный способ ходьбы. И то, и другое переполняет
его информацией, и сила внутреннего диалога приходит к концу.
Растения силы превосходно подходят для этой цели, но их применение
оплачивается слишком дорого. Они наносят слишком большой вред
телу. Это их недостаток, особенно дурмана." (IV, 247) (В
работе с Кастанедой дон Хуан употреблял разновидность Datura
innoxia - индейский дурман. Из наиболее активных алкалоидов
выделен скополамин.)
В мире растений силы легко заплутать, и дон Хуан часто предупреждает
об этом. Древние мага нередко оказывались жертвами определенных
пристрастии, вызываемых понравившимся растением. Их специфическая
энергия давала им возможность многократно повторять один и тот
же перцептивный опыт, служащий предметом мифа и поклонения (о
биохимической зависимости мы здесь не говорим). В первых книгах
Кастанеда не раз упоминает о том, что дон Хуан называл растения
силы союзниками, что поневоле вызывало в сознании ученика антропоморфный
образ. Союзник, будучи энергетической формой из пространства,
недоступного обычному восприятию, никак не связан с растением
или психотропным веществом. Однако они, бывает, сопровождают
друг друга. "Растения силы подводят ученика непосредственно
к нагуалю, а союзник является одним из его аспектов..."
(IV, 247) В разделе "Реальность нагуаля" мы будем
особо рассматривать союзников как источник специальной энергии,
сообщающей магу способность действовать в силовом поле Реальности.
Растения силы - не единственный путь приближения к ним, но соблазнительный
из-за своей доступности, легкости, так как требует сравнительно
невысокого уровня самодисциплины. И все же путь растений вряд
ли стоит рекомендовать: беспризорный тональ, получив доступ
к новым полям перцепции, ничтоже сумняшеся превращает их в настоящий
сумасшедший дом. Разнообразные "видения" Кастанеды
тому яркий пример. То, что его тональ уцелел, - заслуга изумительного
мастера. "После целой жизни борьбы я знаю, что действительно
важным является не просто научиться новому описанию, но прибыть
к целостности самого себя. Следует прибыть к нагуалю, не покалечив
тоналя и, превыше всего, не покалечив своего тела. Ты принимал
эти растения, следуя точным этапам, через которые прошел я сам.
Единственным отличием было то, что я остановился, когда решил,
что ты накопил достаточно взглядов на нагуаль. Именно по этой
причине я никогда не хотел обсуждать с тобой твои встречи с
растениями силы и не позволял тебе иметь навязчивую идею относительно
них. Не было смысла строить схемы того, о чем нельзя говорить.
Эnо были настоящие экскурсии в нагуаль, в неизвестное."
(IV, 248-249)
Взаимодействие "неусмиренного" тоналя с перцептивным
освобождением может давать результаты дисгармонические и неожиданные.
Помните оговорку Хаксли - "если у них здоровая печень и
спокойный ум"? Насчет "здоровой печени" мы еще
можем побеспокоиться, но вот "спокойный ум" без специальной
тренировки дается крайне немногим. Весь эгоистический "мусор",
пропитанный соками биологически эволюционирующего хищника ("наш
взгляд - взгляд хищника"), все наши амбиции, страсти, агрессия
и страх выползают на поверхность существа, а его "одурманенный"
тональ уже не знает, где внешнее и где внутреннее. И второе
внимание, размахивающее дубиной первобытного охотника, может
"резонировать" с энергиями разрушительными и пагубными.
Ла Горда, одна из учениц дона Хуана, разъяснила Карлосу опасность
его положения таким образом: "Мы собирали его {второе внимание
- А. К.} посредством сновидения, а ты сделал это при помощи
своих растений силы. Нагваль сказал, что эти растения собрали
угрожающую сторону твоего второго внимания в одну глыбу, и что
это и есть та фигура, которая выходит из твоей головы. Он сказал,
что это случается с магами, которым дают растения силы. Если
они не умирают, то растения силы закручивают их второе внимание
в эту устрашающую фигуру". (V, 563)
Словом, дело не в здоровой печени, не в грозящей токсикомании,
которая повсюду мерещится наркологам, не в биохимической зависимости
и снижении трудоспособности (на что сетуют социологи и блюстители
"нравственного здоровья" нации). Мрачная власть полуживотного
эго распрямляет крылья и распускает когти, чтобы крушить, подавлять,
устрашать и подчинять все вокруг себя - все, что не есть оно.
Обычный человек, получивший доступ ко второму вниманию, и есть
полноценный "черный маг", враг рода людского. И если
уж вспоминать Сатану, то именно здесь его укрывище, - логово
ненасытного Зверя.
Когда Карлос "остановил мир" (т.е. вышел из-под власти
тоналя), не прибегая ни к загадочному кактусу, ни к дурману,
ни к "курительной смеси" дона Хуана, он понял важную
вещь: растения силы не так уж важны в магии, и, возможно, больше
никогда ему не потребуются. "С полной очевидностью я осознал:
мое первоначальное предположение относительно принципиального
значения психотропных растений - ошибка. Они вовсе не являются
важным аспектом магического описания мира, они лишь помогают
свести воедино разрозненные части этого описания. Просто в силу
особенностей характера я был не в состоянии воспринимать эти
части без помощи растений. Упорно цепляясь за привычную версию
реальности, я был глух и слеп к тому, что дон Хуан пытался внедрить
в мое сознание. И только эта моя нечувствительность заставляла
его использовать в моем обучении психотропные средства."
(III, 447) Еще более откровенно рассказывает Кастанеда о своем
"прозрении" в интервью Сэму Кину: "Дон Хуан использовал
психотропные средства только в начале моего обучения, поскольку
я был, по его словам, слишком самонадеян и "заторможен".
Я держался за свое описание мира, как утопающий за соломинку.
Психотропные средства создали брешь в моей защите - системе
глосс. Моя догматическая уверенность была разрушена."
Апологеты ЛСД-революции утверждали в свое время, что только
психоделики способны кардинальным образом преодолеть пропасть,
лежащую между "я" (эго) и действительностью, что только
с их помощью человек обретет, наконец, изумительную яркость
и чистоту восприятия, постигнет великолепие Вселенной и позабудет
горечь "отделенного" существования - свою неудовлетворенность,
беды, страдания и заботы. Национальные правительства не приняли
эту идею - политики и экономисты хорошо знают, что личности,
лишенные эго, перестают быть социумом, и тогда "история
прекращает течение свое". Не стоит, однако, уповать на
успехи химии. (Тем более, что Хаксли сообщает нам о давно известном
факте: мескалин и адреналин имеют сходную химическую структуру.
А "затем было сделано открытие, что адренохром, являющийся
продуктом распада адреналина, может вызывать многие симптомы
из тех, что наблюдаются при отравлении мескалином. Но адренохром,
вероятно, возникает спонтанно в человеческом теле. Другими словами,
каждый из нас может вырабатывать химический продукт, ничтожная
доза которого вызывает глубокие изменения в сознании... - The
Doors of Perception.)
Сэм Кин тоже пытается понять, есть ли различие между психоделическим
опытом и переживаниями Кастанеды в смысле "слияния со Вселенной"
и "повышенной яркости восприятия":
"С. К.: По-видимому, психотропные средства на какое-то
время устраняют границу между "я" и миром, и дают
возможность мистического слияния с природой. Во многих культурах,
сохранивших интуицию общности человека и природы, также предусматривалось
церемониальное использование психотропных средств. Был ли Ваш
магический опыт без их использования аналогичным тому, когда
Вы принимали пейот, "дымок" и "траву дьявола"?
К. К.: Не только аналогичным, но гораздо более интенсивным.
Каждый раз, когда я принимал психотропные растения, я помнил
об этом, и у меня была, таким образом, постоянная возможность
подвергнуть сомнению достоверность испытываемого опыта. Но когда,
например, со мной разговаривал койот, у меня не было никакой
такого рода защиты. Я не мог истолковать это каким-либо рациональным
образом. Я в самом деле остановил мир, и на короткое время вышел
за пределы привычной западно-европейской системы описания."
(Из интервью в "Psychology Today".)
Лист 1 (Начало) | Лист
2 (Конец)