Интервью

Беседы с Карлосом Кастанедой

Перевод Л. Руддат
Кармина Форт Мадрид, 1990

 

< начало / продолжение / конец >

Встреча

"Мне не посчастливилось познакомиться с человеком, лично. знавшим Кастанеду. Руководительница Института иберийских и латиноамериканских исследований несколько месяцев назад завтракала с ним. Она оказала мне дружескую услугу, дав номер телефона его агента женщины с испанской фамилией. Но когда я позвонила по этому телефону, мне ответили, что ее больше там нет и они не знают, кто занимается делами Кастанеды. После короткого периода разочарования я обратилась в союз писателей. Он не был его членом. Наконец я связалась с издательством Simon and Schuster в НьюЙорке, выпускающим его книги. Дженифер Кувел из отдела рекламы дала мне телефонный номер женщины, которую она знала как агента Кастанеды в ЛосАнджелесе. Когда я позвонила туда, секретарша попросила меня подождать, а затем ответила, что их фирма больше не представляет интересы господина Кастанеды.
Да, все оказалось куда сложнее, чем мне казалось вначале. Хорошо, во всяком случае, оставалось издательство. Я вновь позвонила Дженифер Кувел и сообщила обо всех предпринятых мною шагах. Она посочувствовала мне и сказала, что остается только один путь: написать письмо, которое она перешлет в ЛосАнджелес по адресу, который она не имеет права мне сообщить. Оставалось всего несколько недель моего пребывания в Соединенных Штатах, и я сильно сомневалась, что такая попытка принесет успех в столь короткий срок. Я хотела дать ей свой номер телефона, чтобы она сообщила его Кастанеде. Но и это было невозможно. Они посылают ему только письма, потому что сами не знают, где Кастанеда находится. Я должна была ей поверить. Я тоже читала, что иногда он звонит своему издателю из телефонной будки и говорит, что находится в определенном городе, пока разговор не прерывает телефонистка, утверждающая, что звонок был совсем из другого места.
Дженифер дружески пообещала мне, что отправит письмо в ЛосАнджелес со срочной почтой, если я пошлю его на ее имя. Неоценимая помощь! Так я и поступила. Но поскольку я не была убеждена, что письмо настигнет Кастанеду до моего отъезда, я указала кроме своего адреса в ЛосАнджелесе также мой постоянный адрес в Мадриде.
Я жила у родственников в СантаМонике и нетерпеливо ожидала какогонибудь известия от него. Однажды я еще раз позвонила Дженифер, и она уверила меня, что отправила письмо в ЛосАнджелес. Но дни проходили, и мне казалось все более невероятным взять интервью у Кастанеды во время нынешнего пребывания в Соединенных Штатах. Я примирилась с этой мыслью как и многие другие и перестала пытаться собрать о нем сведения.
В среду 24 августа в девять часов вечера зазвонил телефон; моя сестра встала и взяла трубку. Через несколько
мгновений она повернулась ко мне и сказала: "Это Карлос Кастанеда!" Хотя я и боялась, что связь может прерваться, я ответила из своей спальни. Я взяла трубку и спросила: "Господин Кастанеда?" Мягкий голос ответил с латиноамериканским акцентом: "Да. Вы Кармина?"
Фантастика, это сработало!
Я поблагодарила его за звонок, и он подтвердил некоторые сведения из моего письма. Несколько минут мы говорили на испанском, единственном языке, который мы использовали и позже. Наконец он коснулся темы моего письма:
Итак, Вы хотите взять у меня интервью? спросил он дружески.
Да, если Вы не возражаете, осторожно ответила я. Я все еще не верила своим ушам; все происходящее казалось мне мыльным пузырем, который каждую секунду может лопнуть.
И когда мы сможем увидеться? спросил он, беря инициативу в свои руки.
Послезавтра?
Нет, лучше завтра, решил он. В половине одиннадцатого утра у меня встреча с моим адвокатом. Можем мы встретиться в половине четвертого?
До четырех я не смогу, сказала я, потому что приглашена на деловой обед.
За неделю до этого я уговорила Барбару Робинсон встретиться со мной, чтобы она рассказала мне о Кастанеде, как раз в тот день, когда мне удалось самой с ним познакомиться. Мы согласовали с Кастанедой день и время, и он предупредил меня:
Точность английская, а не мексиканская. В его голосе звучала ирония.
Где мы встретимся? спросила я.
Я зайду за Вами, сказал он, разрушив тем самым мое представление, что он укажет мне такое место, где его никто не смог бы узнать.
Прежде чем мы попрощались, он поставил условие, по которому можно было узнать автора, избегающего общественности:
Вы не будете пользоваться ни магнитофоном, ни фотоаппаратом.
На следующий день я встретилась с Барбарой Робинсон, очаровательной специалисткой по Испании, которая рассказывала о своем пребывании в Мадриде и о поездках в Мексику. О Кастанеде она сказала, что он говорит на превосходном английском, без какого бы то ни было акцента. Они разговаривали несколько часов. Он подписал ей на память свою последнюю книгу, которую она теперь ревниво оберегает в закрытом шкафу, и даже пообещал пожертвовать ей оставшиеся у него свободные экземпляры его произведений. Он, однако, отказался выступить с докладом в университете, поскольку такой доклад должен планироваться заранее.
Если я буду в ЛосАнджелесе, я позвоню тебе, и на следующий день выступлю с докладом, предложил он Барбаре.
Я не могу организовать доклад за такое короткое время, придут только десять человек, запротестовала она.
С тех пор прошло шесть месяцев, и она ничего не слышала о Кастанеде. Когда я ей сказала, что сегодня встречаюсь с ним, она попросила меня передать ему свою визитную карточку. Я хотела еще успеть купить последнюю книгу Кастанеды и обошла несколько книжных магазинов. Все другие его произведения были на полках, кроме последнего тома. Издание было раскуплено, а следующее в мягкой обложке должно было появиться только в начале сентября. Так я и не купила книгу и, поскольку назначенное время приближалось, поспешила домой.
Без пяти четыре зазвонил телефон. Мне сразу пришла в голову мысль, что это он звонит, чтобы отменить встречу. Но нет, Кастанеда просто ошибся.
Я перепутал Ocean Avenue с Ocean Park и нахожусь сейчас на Wilshire Boulevard. Как мне лучше проехать к Вам?
К счастью, он находился совсем недалеко.
Было пять минут пятого, когда мне сообщили из приемной, что Кастанеда пришел. На экране монитора, связанного с вестибюлем, можно было видеть посетителей, но изображение было не совсем четким. Я ожидала его у двери, и, когда он подошел, мы приветствовали друг друга крепким рукопожатием. Я поблагодарила его за приход. Кастанеда широко улыбнулся. Я представила ему мою сестру, мою дочь и одну из племянниц. Каждый раз он легко кланялся и бормотал привычные формулы приветствия, пожимая им руку.
Мы прошли в гостиную. Он уселся на диване, положив возле себя свой дипломат из коричневой кожи. Казалось, он чувствует себя совершенно непринужденно, не скромничал, но и не демонстрировал своего превосходства. Он вновь взял инициативу в свои руки и спросил нас, чем мы занимаемся в Соединенных Штатах. Он стал рассказывать о своих поездках в Испанию, где бывал несколько раз. Через несколько минут девочки собрались уходить. Кастанеда поднялся, чтобы с ними попрощаться. Его поведение соответствовало всем обычным правилам приличия, но при этом он был полностью расслаблен, как если бы был у себя дома, и необычайно разговорчив.
Он казался не старше пятидесяти лет, и его рост был, по моим оценкам, немногим больше метра шестидесяти. Он был худощав, атлетического телосложения, его движения отличались проворством. Его густые седые волосы немного курчавились; одна прядь ниспадала на лоб. Кожа была немного желтоватой, глаза большие, карие, почти черные. Они становились влажными, когда он смеялся, а делал он это очень часто. Рот был большой, с красиво очерченными губами, нос средней величины, на конце немного сплющенный. Он говорил на прекрасном испанском, только в рокочущем "р" чувствовалось влияние английского. Он использовал много мексиканских выражений и некоторые аргентинские речевые обороты, но никакого определенного акцента не имел. На нем были темные брюки, светлая рубашка с короткими рукавами и спортивные туфли.
Он непринужденно откидывался на спинку дивана, чтобы в следующий момент вновь выпрямиться и придвинуться к самому краю сиденья, чтобы подчеркнуть смысл сказанного. Он много жестикулировал, особенно когда пародировал самого себя, показывая, как он старался показаться важным перед высмеивающим его доном Хуаном.
Когда я упрекнул его, что он меня совсем не уважает, рассказывал Карлос, и попросил его вести себя со мною так же уважительно, как я веду себя с ним... При этом он приподнялся и разыграл всю сценку: голос звучал на повышенных тонах, лоб нахмурен так, что брови почти сошлись в переносице, губы сжаты. Он принял выражение достойного, уверенного в своей правоте человека. Потом он повернулся в сторону, как если бы дон Хуан стоял рядом с ним и он высказывал ему свое требование.
Дон Хуан упал на землю, и деревья вокруг содрогнулись от его смеха.
Видимо, ему действительно доставляло удовольствие вновь представлять себя объектом насмешек старого яки. Я установила также, что каждый раз, когда он цитировал дона Хуана а делал он это каждые десять минут, он всегда говорил о нем с необыкновенным уважением, огромной любовью и глубочайшей скромностью.
При этом он проявил недюжинные актерские способности, похожие на те, какими обладал дон Хуан в его книгах. Когда он вспоминал о своем пребывании в Испании, он начинал говорить с акцентом и, улыбаясь, представлял себя:
Don Carton del Valley de la Herradura.
Да, очень общительный человек, этот Кастанеда. И полон неожиданностей. Даже без просьб с моей стороны он начал вдруг рассказывать о своей семье и группе, которой он руководит. Этот рассказ часто прерывался анекдотами. большинство которых касались его учителя.
Я долго не отваживалась подступиться к теме, для которой мы, собственно, и встретились. Я боялась, что такой прямой подход с моей стороны прервет доверительные отношения, которые, казалось, установились. Он назвал место своего рождения, даже произнес его по буквам, и место рождения своей бабушки. Кроме того, он рассказал, как умер его дедушка с отцовской стороны, у которого он воспитывался, а потом начал с восхищением и любовью рассказывать об одной из женщин его группы. Мне хотелось проверить некоторые анкетные данные, и я спросила, действительно ли он родился в 1925 году, как об этом было написано в одном североамериканском журнале. Он засмеялся и спросил:
Я действительно выгляжу так, как если бы родился в 1925 году?
Нет, призналась я.
Поскольку он не назвал точной даты рождения, я спросила его, в каком году и в каком возрасте он прибыл в Соединенные Штаты. Данные совпадали с теми, что были уже известны, и соответствовали его внешнему облику, несмотря на настойчивые попытки некоторых журналистов приписать ему лишние десять лет. Мы разговаривали почти два часа. Затем моя сестра извинилась и встала, так как она была приглашена к ужину. Тогда Кастанеда тоже поднялся и скромно сказал:
Я, пожалуй, тоже пойду, я не хочу вам надоедать. Мы заверили его, что он ни в коем случае нам не надоедает, и стали просить его побыть еще немного. Он согласился остаться до семи часов. Он стал рассказывать о преследованиях поклонников. В основном это были забавные анекдоты, но иногда эта тема звучала драматически. Было так много наивных людей, которые непременно хотели с ним встретиться, прибегая даже к неприкрытому обману.
Мы все время обращались друг к другу на "вы", но как только моя сестра ушла, он предложил перейти на "ты". Яне заметила в нем никакой отчужденности и, наконец, отважилась попросить его пояснить мне один вопрос, который в его удивительных книгах наиболее привлекал мое внимание: роль, которую играет точка сборки. Он пояснил ее как некоторую точку, которая, повидимому, есть у всех человеческих существ и позиция которой варьируется в зависимости от индивидуальных обстоятельств. Эта точка ключ для связи с другими мирами, областями, или отдельной реальностью.
Кастанеда попросил меня дать ему бумагу и ручку и начертил простую схему, чтобы показать мне, в каком месте тела, вернее, ауры эта точка обычно находится.
Затем Кастанеда перешел от абстрактных объяснений к практике и показал мне упражнение для снятия усталости и восстановления энергии. Он встал в позицию со слегка согнутыми ногами, ступни на ширине плеч, корпус расслаблен, руки свободно висят вдоль туловища; затем он несколько раз двигал руками от одной стороны тела к другой, не меняя положения корпуса. Он пояснил, что упражнение действует на околопочечную область и оказывает немедленный эффект. Он заставил меня тут же повторить упражнение, желая увериться, что я все делаю правильно.
Я встала и последовала его указаниям. Некоторое время мы занимались "подзарядкой батарей". Эти движения напоминали движения детей, которые они делают, когда им нечем заняться. Игра с собственным телом, из которой они, вероятно, извлекают пользу и о которой забывают, когда взрослеют.
В гостиной между тем стало сумрачно. Легкий ветер врывался сквозь полуоткрытое окно. Можно было видеть фиолетовую окраску Тихого океана и черные силуэты пальм. Как и в самом начале, я предложила ему чтонибудь выпить, но он вновь отказался. Не стал пить даже воду.
Я решила спросить у него, почему он согласился со мной встретиться, ведь я знала, что очень многие на протяжении нескольких лет безуспешно пытаются увидеть его.
Был знак,ответил он.
Знак? переспросила я.
Да, знак Духа. Я находился в бюро моего адвоката и мне дали в руки твое письмо, которое пришло как раз в этот момент.
Я не видела ничего особенного, кроме случайности, если это можно так назвать, что письмо пришло именно в тот момент, когда он был там. Тогда он рассказал мне о судьбе, которая обычно ожидает всю его корреспонденцию, и я должна была согласиться, что шансы, что все произойдет так, как произошло, были действительно ничтожны.
В бюро моего адвоката, пояснил он, мою почту собирают в мешки, как письма, так и пакеты. Обычно я не открываю и не читаю ни одного из них.
Он решил поступать так после того, как в течение многих лет получал от сумасшедших людей различные неприятные предметы: перья, чайные листья, фотографии голых женщин или интимные предметы туалета. Кроме того, на него произвело впечатление, что мое письмо было написано поиспански.
На случай, чтобы он не усомнился, что я действительно являюсь журналисткой, я упомянула, что я могу предоставить в распоряжение его секретарши те мои статьи, которые я написала во время предыдущих пребываний в Соединенных Штатах. Речь шла об интервью, которое я сделала десять лет назад с Айзеком Азимовым и Генри Миллером. Я процитировала ему интервью с Миллером, не думая о том, что Кастанеда, конечно, лично знает его. Его подруга Анеис Нин пыталась помочь Кастанеде при публикации его первой книги. В последнем томе ее дневниковых заметок есть такие строчки: "UCLA* сообщил, что не станет публиковать "Учение дона Хуана", потому что это недостаточно "научная" книга. Тогда я принесла ее Гюнтеру (Гюнтер Сталмэн, издатель ее дневников). Он почти уже договорился с одним издательством, когда университет изменил вдруг свое решение".
То обстоятельство, что мой автоответчик был отключен, когда он позвонил мне, сыграло для него решающую роль. Он уверил меня:
Я не разговариваю с автоматами. Если на другом конце провода автоответчик, я вешаю трубку.
В остальном он был столь же строг. Он рассказал, что однажды позвонил одной написавшей ему француженке. К несчастью, он не застал ее. У телефона была ее мать и попросила его позвонить ей по другому номеру.
Я не стал больше пытаться, был его лаконичный комментарий.
: Это значило, что, если попытка контакта, который он сам себе наметил, не удалась с первого раза, не было и встречи. Было и еще одно условие:
Если даже я с кемто встретился, но человек мне не понравился, я поворачиваюсь и ухожу, подчеркнул он.
Примерно в половине девятого вернулись моя дочь и племянница. Они приветствовали нас, и мы встали, чтобы попрощаться. Время пролетело незаметно. Однако у меня еще было недостаточно материала, чтобы написать интервью, потому что у нас была в общемто не беседа, а монолог. Я сожалела, что больше его не увижу, как вдруг совершенно неожиданно Кастанеда пригласил меня на следующий день вместе пообедать:
Я знаю один ресторан, где прекрасно готовят свежую рыбу. Но мы должны прийти туда пораньше, иначе все места будут заняты.
Я не колеблясь приняла предложение, и мы договорились, что на следующий день он зайдет за мной в половине двенадцатого. В этот момент вернулась моя сестра с мужем и еще с одним коллегой по работе, который приехал в город погостить. Мы поговорили еще немного стоя, на английском. Мой зять, которого беспокоила его фигура, удивленно спросил Кастанеду, как он умудряется так хорошо держать
форму. Кастанеда ответил скромно, причем применил множественное число:
Видите ли, мы ведем очень простой образ жизни. Мы попрощались, и я проводила Кастанеду до лифта. Прежде чем нажать кнопку, он с улыбкой напомнил мне о встрече на другой день.
Его привычка мгновенно принимать решения и действовать доставила ему немало неприятных минут. Люди, которые писали ему постоянно, слушали его выступления в университете или даже сумели пробраться до его рабочего кабинета, не могли простить ему ответа: "Я не могу. Через несколько минут я уезжаю в Мексику". Особенно если несколько часов спустя они встречали его в лифте. Когда эта непрекращающаяся охота стала ему невмоготу, он сбежал в анонимность, приняв чужое имя, об этом он рассказал во время наших разговоров.

Выслеживание личной истории

В половине двенадцатого мне позвонили из вестибюля и сообщили, что Кастанеда уже пришел. Как и в предыдущий день он объявился под своим именем, и я сразу сошла вниз. На нем был костюм типа "Принц Уэльский" с галстуком, в котором он производил впечатление человека, постоянно общающегося с людьми. Он приехал в бежевом автомобиле, который чаще используют в сельской местности и который был ему, конечно же, нужен, чтобы передвигаться по проселочным дорогам Мексики. Он открыл дверцу, чтобы я могла сесть. Прежде чем самому усесться, он снял пиджак, повесил его на спинку сиденья водителя и тоже самое сделал с галстуком. Его внешность сразу изменилась. Он был серьезным и казался чемто рассерженным.
При той жаре, которая царила в СантаМонике, было вполне логично, чтобы он снял пиджак. И все же оставалось впечатление, что он избавляется от маскарадного костюма.
Несколько мгновений он молчал, полностью сконцентрировавшись на маневрах автомобилей, едущих по другой стороне бульвара. И пока мы ехали на юг по Ocean Avenue, он начал спокойным голосом объяснять причину своего настроения.
В бюро его адвоката он встречался с продюсером, который хотел купить право на снятие фильмов по его книгам. Однако сценарий или места съемок вообще не были для Кастанеды предметом дебатов. Постановщик между тем настаивал на том, что Кастанеда должен точно указать те места, где происходили его встречи с доном Хуаном и его необычайные опыты.
Я сказал ему, что в книгах есть все необходимое, но постановщик продолжал настаивать: "Уж если я вкладываю деньги"... Он казался рассерженным, вспоминая этот разговор. В конце концов я вообще замолчал, чтобы не наговорить этому человеку гадостей, и переговоры далее вел мой адвокат.
Я вспомнила, хотя и не стала ему об этом говорить, что пятнадцать лет назад он уверял в одном из журналов, что никогда не даст согласия на съемки фильмов по его книгам, и отклонял любые высокие гонорары со словами:
Я не хочу видеть Энтони Квинна, играющего дона Хуана.
Мне было неясно, изменил ли он свою точку зрения, и я задала ему непрямой вопрос:
Вам нужны деньги?
Он взглянул на меня ничего не говорящим взглядом и ответил:
Нет. Нет.
Тема казалась исчерпанной.
Возможно, этот разговор произошел потому, что издательство, выпустившее в Соединенных Штатах все его книги, принадлежит компании, контролирующей огромную киностудию Paramount.
Мы ехали дальше вдоль побережья. Через несколько минут он вновь стал таким же разговорчивым и веселым, как и накануне, и начал сравнивать людей, с которыми встретился утром, с теми прототипами, которых описывал ему дон Хуан:
Те, кто воспринимают себя самого слишком серьезно и полагают, что все знают, это пердуны. А те, кто все время смеются и со всем соглашаются (один такой тоже был при нашем разговоре), это писуны.
Ну а те, кто не подходит ни под одну из этих категорий? спросила я, подумав.
Те размышляют, в какую из двух им лучше вступить. Они вообще ничто.
Но тогда вообще нет никакого спасения! запротестовала я.
Нет, ответил он с некоторой долей удовольствия в голосе. Затем он объяснил, как использует данную модель: Если я знакомлюсь с кемто, кто слишком глуп, точный пердун, я стараюсь к нему вообще не приближаться.
Никогда, даже для того, чтобы попытаться ему помочь? спросила я, услышав эту безутешную перспективу.
Нет, я ухожу с его дороги, подтвердил он. Я оставляю его в стороне и иду прочь.
Пока мы не прибыли в ресторан, он рассказывал разные забавные истории, в которых дон Хуан играл главную роль. Приехав па место, он поискал несколько монет, чтобы заплатить за стоянку, и мы вошли в ресторан. Он назывался Fishing гг Со, был очень просторный, разделен на несколько частей; повсюду стояли растения, некоторые свешивались с потолка. Название ресторана и высокие потолки указывали на то, что раньше это помещение использовалось как склад. Сегодня это был, несомненно, популярный ресторан, и, хотя еще не наступило время обеда, многие столики были уже заняты. Нас провели к столу недалеко от входа, напротив кассы. Официантка принесла меню. Я едва успела взглянуть на него, как Кастанеда предложил определенный сорт поджаренной рыбы, которую здесь очень вкусно готовили. Для питья он заказал себе воду. Он сидел лицом ко входу и время от времени посматривал на входящих людей. Казалось, это он захотел познакомиться со мной поближе, потому что задавал мне множество вопросов. Со своей стороны он рассказывал коечто из своей биографии, то отвечая на мои вопросы, то спонтанно.
Он сказал, что родился 25 декабря 1935 года в деревне Juquery (это также название дерева, как он пояснил) недалеко от СантаПауло в Бразилии. Его матери было тогда 15 лет, а отцу 17. Его воспитывала одна из сестер его матери (однажды он упомянул тетю Анжелу, но я не знаю, шла ли речь об этой персоне), которая умерла, когда ему было шесть лет.
Я думаю, это она была для меня настоящей матерью, пояснил он мне.
Так прояснился один его загадочный ответ на вопрос одного журналиста, который сомневался в верности полученных им данных, потому что он помнил о том, что мать Кастанеды умерла, когда ему было 25, а не шесть. Кастанеда продолжал далее:
Чувства, которые испытывают к матери, не зависят ни от биологии, ни от времени. Родственные связи как система не имеют ничего общего с чувствами.
Он сам сказал, что никогда не любил свою мать. В отношении своего отца, которого он описал в книге как человека слабого характера, он испытывал смешанные чувства, которые изменялись от сострадания до неуважения. Некоторое время он жил со своими родителями, а потом с дедушкой и бабушкой по отцовской линии. Он вспомнил с некоторой привязанностью о "бабушке, которая была очень большая и страшно уродливая".
Ее звали Ноха, сказал он и проконтролировал, правильно ли я записала имя. Она была турчанка из Салоник.
О личности своего дедушки он тоже поведал коечто. Казалось, он до сих пор сердит на него, что тот побил его, когда ему было всего семь или восемь лет.
Если хотите, это была его месть посмеяться над последними мгновениями жизни этого деда, когда тому было уже далеко за восемьдесят. Снисходительно описал он мне эту смерть:
Он умер, думая, что трахается. Представь себе, он насиловал подушку и при этом помер!
Чтобы описать свою личность, Кастанеда привел слова деда, который был свидетелем его детства. Дедушка обрисовал усилия, которые предпринял бы каждый из его внуков для того, чтобы проникнуть в закрытую комнату. В соответствии с характером внука, он описал различные способы поведения. О Карлосе он сказал: "Он бы туда непременно проник, даже если бы ему прошлось влезть через окно". Казалось, Кастанеда был очень доволен такой оценкой своего нежного возраста.
Как можно понять по его книгам, он был агрессивным мальчиком, разбойником, который обращал свои собственные заблуждения против других.
У меня была трудная жизнь, заметил он без следа сочувствия к самому себе.
Его потребность преодолеть эти трудности и ранний разрыв со своей семьей и родиной дали ему силы. Его отправили в интернат в БуэносАйрес и позже в Соединенные Штаты. В 1951 году, в 15 лет, он прибыл в СанФранциско. Он жил в одной семье, пока не закончил учебу в школе (Hollywood High School). Там он и познакомился с Биллом, тем самым другом, который представил его дону Хуану на остановке в Грейхунде в Аризоне.
Между 1955 и 1959 годами он посещал различные курсы по литературе, журналистике и психологии в City College в ЛосАнджелесе. В это же время он работал помощником у одного психоаналитика, где его задачей было упорядочивание сотен магнитофонных записей, сделанных в ходе терапевтических процедур.
Их было примерно четыре тысячи, вспоминал он, и при прослушивании жалоб и рыданий я обнаружил, что в них отражаются и все мои страхи и страдания.
Это был опыт, который, возможно, избавил его от длительного и болезненного процесса переживания своего переменчивого, жаркого прошлого, оставившего в нем глубокие раны. Повидимому, его собственная терапия заключалась в том, чтобы горячо взяться за учебу.
В 1959 году, когда он получил американское гражданство и принял фамилию матери Кастанеда, а не отца Арана, он записался в Калифорнийский университет в ЛосАнджелесе и через три года завершил обучение по специальности антропология. Некоторые из профессоров, которых спрашивали, какого они мнения о Кастанеде, отзывались о нем с величайшей похвалой: "Он гений от рождения" или "Карлос был одним из тех студентов, которых надеются увидеть профессором".
Он остался при университете, записавшись на учебу без перерывов до 1971 года. За свою первую книгу "Учение дона Хуана", опубликованную в 1968 году, он получил степень магистра. Степень доктора наук была ему присуждена в 1973 году за третью книгу "Путешествие в Икстлан", вышедшую годом раньше. О своей интимной жизни он тоже немного рассказал, прибавив при этом:
Это только для тебя.
Среди различных эпизодов, пережитых им, он особо вспомнил об одном, сопроводив его непристойным жестом:
однажды вечером он встретил в кафетерии университета своего друга, которого сопровождала прекрасная скандинавка. Он подсел к ним и, когда его приятель через некоторое время ушел, остался сидеть, разговаривая с девушкой. Она очень ему понравилась, и через несколько часов они оба решили стать любовниками. Только в квартире последней Кастанеда обнаружил, что его белокурая красавица на самом деле была... мужчиной.
Я быстренько оделся и выскочил наружу, рассказывал он, смеясь. Когда я позвонил своему приятелю, чтобы высказать ему все, что я по этому поводу думаю, он так хохотал, что его пришлось отправить в больницу.
О его интимных отношениях в печать проникли некоторые, вероятно взятые из документов, сведения. Он не стал подтверждать эти сведения, но и не счел необходимым их опровергнуть. Например, писали, что в 1960 году он женился в Мексике на североамериканке, которая была на 14 лет старше его. Совместная жизнь продолжалась, повидимому, только несколько месяцев, хотя они остались друзьями, и развод состоялся только в 1973 году.
Дон Хуан обвинял его, что он идет по жизни в поисках любви, подвергая себя при этом рабской зависимости от чужого мнения.
"Я тебе нравлюсь? Ты меня любишь?" пародировал он своего ученика дрожащим голосом и умоляющими жестами.
Когда Кастанеда рассказывал об этом, он сделал отмахивающий жест рукой:
У меня нет друзей. Дон Хуан хотел, чтобы мы сами знали, как себе помочь, в одиночестве; потому что все зависит только от тебя самого.
Позже он все же назвал Харольда Гарфинкеля, одного из основателей этнометодологии и профессора социологии Калифорнийского университета, одним из самых важных людей в своей жизни. Это знакомство продолжается уже более 25 лет и имеет для него, без сомнения, очень большое значение. Как раз этот профессор заставил его своими критическими замечаниями переработать "Учение дона Хуана". И именно благодаря безоговорочной верности этого человека все, кто хочет проникнуть в жизнь Карлоса Кастанеды, натыкаются на стену молчания. Другое белое пятно в биографии Кастанеды связано с учебой помимо антропологии. Он много раз заявлял, что изучал искусство в Милане. Многие исследователи его жизненного пути отрицают это обстоятельство и утверждают, что он изучал живопись и скульптуру в Лиме, поскольку сам он перуанского происхождения.
Я не знаю, почему люди и прежде и сейчас утверждают, что я родился в Перу, удивленно заметил он и пошутил: Возможно, потому что хотят найти моих предков среди благородных индейцев.
Он уверил, что действительно был в Милане. Он назвал имя профессора и рассказал, как тот прохаживался среди студентов, произнося ничего не значащие слова похвалы. Дон Хуан уменьшил его переживания по поводу провала его амбиций художника. Тогда я вновь решила вернуться к его наполненному переменами детству и начала:
Итак, твоя мама, Сюзанна Кастанеда... и замолкла, увидев его отрицательный жест.
Нет, нет, быстро прервал он меня. Это имя выдумал один журнал, когда ему понадобились дополнительные данные для статьи.
Мы перешли к другой, менее конфликтной теме: его славе как человекатайны.
Дон Хуан просил меня принести жертву, чтобы начать стирать личную историю: я должен отказаться от людей и окружения, которые меня хорошо знали. Я должен на некоторое время исчезнуть, не оставив никакого следа, и найти для себя какоенибудь неприятное жилье, чем неприятнее, тем лучше.
Он позвонил своим друзьям, чтобы сообщить им, что уходит, но не сказал, куда или почему. Он снял жилье в разваливающемся здании в северной части Голливуда, том районе, в котором он жил, когда приехал в страну.
Это было ужасно, вспоминал он. Ковер был весь в пятнах, обои ободраны.
Там он оставался два месяца, затем переехал в более приятное место, но попрежнему вдали от привычных отношений и окружения.
И что было с твоими друзьями? спросила я.
Когда я им снова позвонил, они мне заявили, что я их обманул, когда вот так просто исчез. Они обвинили меня в том, что я только тогда вернулся, когда уже стал популярным автором. Они оценили это как акт самомнения, проговорил он немного удивленно.
Дон Хуан предупреждал тебя, что обычные отношения между людьми в повседневном мире являются рутиной и что эта рутина имеет необычное влияние на все наше бытие.
Открыть себя, например, упрекам или вообще неизвестному вот то, что значительно снижает всепобеждающую важность нашего эго, ответил он.
Он еще раз подчеркнул, что стирание личной истории является необходимостью, а не прихотью:
Чтобы, как ласка, суметь проникать в другие миры и покидать их, ни малейшая часть нашего внимания не должна замыкаться на "я". Чем известнее или точнее идентифицируем человек, тем ограниченнее его собственная свобода. Если нам удастся шаг за шагом образовать вокруг себя нечто вроде завесы, нас никто не сможет пришпилить, и мы имеем больше свободы, чтобы измениться. Это одна из причин, почему я отклоняю интервью с магнитофоном и фотоаппаратом.
Молодой официант подошел к нашему столику, желая удостовериться, что все в порядке. Он спросил, хотим ли мы получить чтолибо на десерт. Кастанеда заказал чай с медом, я взяла кофе. Я еще не знала, что кофе был одним из его контролируемых пороков. Позже он несколько раз поддавался искушению. Когда подали счет, он достал из кармана кредитную карточку. Счет лежал несколько минут на столе после того, как он его подписал, но я не присматривалась, чтобы установить, каким именем он подписался.
Мы покинули ресторан и сели в машину. Стало очень жарко. Пока мы ехали к моему дому, я упомянула, что нигде не могу достать его последнюю книгу, так как ее расхватали.
Я дам тебе один из моих экземпляров, предложил он в ответ.
Мы подъехали к моему дому. Пока он припарковывался, мы продолжали разговаривать.
Ты еще помнишь, когда ты последний раз давал интервью? спросила я.
Я думаю, это было в 1982 году. Одна девушка попросила его для журнала "Clarin", а мне так нравится БуэносАйрес, что я согласился.
Он коротко рассказал о красоте этого города, но затем его лицо окаменело, когда он добавил:
Позже интервью появилось в Соединенных Штатах на английском. И мне пришлось вынести немало от людей, которые мне писали: "Вы сказали в Вашем интервью"...
Кастанеду несколько раз обманывали. Так, писали, что один из его коллег по университету, сумевший достать копию рукописи "Путешествия в Икстлан", отправил ее вместе с рукописью одной семинарской работы Кастанеды о шаманизме в журнал. Но, несмотря на этот и некоторые другие неприятные жизненные уроки, его нельзя назвать недоверчивым. Наверное, он стал немного осторожнее. В этом отношении тоже чувствуется влияние дона Хуана:
Воин как пират, который не имеет угрызений совести, когда берет и использует все, в чем он нуждается, но он не скорбит и не сердится, если его хватают и используют.
Чем дольше мы были вместе, тем объемнее был поток информации, которую я от него получила, пока я не пришла к выводу, что описание этой встречи уже не поместится в одно интервью. И Кастанеда разрешил мне написать книгу. Но он ни разу не спросил меня, как она будет выглядеть или какие его выражения и данные я хочу в ней использовать. Его не интересовало то представление, которое имеют о нем другие и их мнения о нем.
У меня нет эго, сказал он както при случае. Я действую безупречно, и меня не интересует, что обо мне будет рассказано.
Мы уже около часа сидели в машине на стоянке. Внутри салона стало жарко, как в сауне, и солнце жгло в полную силу. Через открытое окно не поступало ни глотка воздуха. Тропические цветы на обочине, казалось, были на грани обморока.
Я предложила продолжить разговор на прибрежном бульваре, на другой стороне улицы, где были скамейки, пальмы и газоны. Улица, укрепленная дамбой, вилась на протяжении многих километров всего в нескольких метрах от океана. Кастанеда рассказал, что он раньше часто приходил в эти места и, глядя на океан, медитировал конечно, в то время, когда он жил поблизости.
Но однажды, добавил он с неохотой, несколько индейцев, которых я знал по Мексике, уселись рядом со мной на скамейку, и с тех пор я больше не возвращался сюда.
Вдруг он, как показалось, о чемто вспомнил и заявил, что ему нужно уйти. Но он пообещал позвонить мне, чтобы мы могли увидеться вечером, после ужина.
Я использовала свободное время и отправилась с моей дочерью Барбарой в плавательный бассейн гостиницы. Оттуда можно было видеть улицу, и только несколько стеклянных дверей отделяли нас от администрации. Через несколько минут я услышала голос Кастанеды. Я ошеломленно соскочила с лежанки, открыла дверь и пригласила его войти. Он поздоровался с Барбарой, которая была в воде, легким кивком головы и протянул мне свою последнюю книгу на английском.
Он сам подготовил перевод на испанский, и книга должна была выйти на днях. Он хотел дать мне один экземпляр рукописи, но не нашел его. Он сказал:
Кроме того, у тебя же нет времени, чтобы ее прочесть.
Возможно, он был прав. Была уже пятница, и он знал, что в следующую среду я улетаю. Я не знаю, где он достал книгу. Не прошло еще и получаса, как мы расстались. У него было два дома, один в Малибу и другой в Вествуде, оба одинаково далеко от СантаМоники.
Но мы увидимся позже? напомнила я.
Нет, мы больше не можем встретиться сегодня, сказал он, потому что я должен поехать в Сонору. Мне надо встретиться с несколькими индейцами, которые тоже знали дона Хуана.
Казалось, он очень спешит, и в следующее мгновение он исчез. Но сначала он повторил, что позвонит мне, чтобы договориться о встрече. Но больше мы уже не разговаривали с ним по телефону. Одна женщина из его группы огранизовала наши последующие встречи.

Нагваль и его группа

На следующий день мне позвонила Флоринда Доннер. Кастанеда часто говорил о ней с огромной теплотой:
Она совсем маленькая, очень некрасивая, но необыкновенно мужественная.
Когда я спросила его, является ли она его спутницей, он ответил утвердительным кивком. В тот момент я не подумала, что мы употребляем слово "спутница" в разных значениях.
У Флоринды был живой, располагающий к себе голос. Она сказала, что родом из Венесуэлы, но уже долгое время живет в Соединенных Штатах. Английский язык ее нового окружения совсем не повлиял на ее испанское произношение. Она ведет в ЛосАнджелесе очень замкнутый образ жизни, сообщила она, потому что у нее нет водительских прав.
Когда я спросила о путешествии, о котором Кастанеда объявил в предыдущий день, она пояснила причину своего звонка:
Индейцы из Соноры сами прибыли в ЛосАнджелес, и мы не можем оставить их одних.
Она сообщила мне, что в понедельник они вместе с Кастанедой хотят пригласить меня пообедать. Ввиду такого изменения наших планов я не знала, следует ли мне брать с собой листы с вопросами, которые я как раз подготовила, и сообщила ей о своих сомнениях.
Ну конечно же! Бери их с собой, таким образом тебе будет легче концентрироваться, поддержала она меня.
Я не смогла удержать свое любопытство и спросила ее, когда мы уже попрощались:
Ты тоже знаешь дона Хуана?
Да, я познакомилась с ним двадцать лет назад, коротко ответила она.
Итак, я получила привилегию встретиться одновременно с двумя людьми, знавшими дона Хуана. Ведь один из самых часто упоминаемых выпадов против Кастанеды заключался в том, что он является единственным человеком, свидетельствующим о существовании магаяки. Он защищался против таких выпадов, пока ему не стало скучно: "Мысль, что я мог выдумать такого человека, как дон Хуан, это абсурд. Он вряд ли является такой личностью, которую я смог бы выдумать с моим европейским интеллектуальным воспитанием. Истина намного необыкновеннее. Я не выдумал его, я просто сообщаю сведения о нем".
Было бы совсем просто доказать существование дона Хуана, если бы он представил скептически настроенной публике Флоринду, но он этого не сделал.
В понедельник, ровно в час дня, в назначенный срок, мне сообщили из администрации, что пришла Флоринда Доннер. Она сидела в вестибюле на стуле. Ее внешность очень поразила меня. Я даже подумала автоматически:
Переодетый и перекрашенный Кастанеда. Флоринда выглядела хрупкой, немного двуполой и была не более метра пятидесяти ростом. У нее были короткие светложелтые волосы и светлоголубые глаза, маленькие, но выразительные. Она притягивала к себе, хотя движения ее были беспокойными. Черты ее лица имели чтото общее с Биби Андерсоном, который играл в фильмах Бергмана. По виду ей было лет тридцать, однако вполне могло быть и сорок, если она познакомилась с доном Хуаном двадцать лет назад. Позже, приведя данные о своем рождении, она подтвердила мое предположение. На ней была спортивная одежда, белые брюки, желтая рубашка и сандалии. Она встала, и мы представились друг другу. Она поцеловала меня в щеку. Я оглядывалась в поисках Кастанеды, но Флоринда пояснила:
Он ждет на улице.
Мы покинули здание и обнаружили снаружи Кастанеду, который шел к нам, широко улыбаясь, по только что подстриженному газону. Несколько минут мы стояли, решая, куда же нам лучше пойти. Кастанеда вежливо спросил меня, не голодна ли я, и я ответила, что не прочь съесть чтото легкое, например, салат...
Однако они уже выбрали подходящее место, удобное по своему расположению и славящееся хорошей кухней. Они были убеждены, что мне там понравится. Это был кубинский ресторан. Я последовала за ними к автомобилю, на этот раз это была не машина для сельской местности, а просторный "Форд". Флоринда уселась сзади, а мне предоставили сиденье рядом с водителем. Кастанеда двинулся в направлении Wilshire Boulevard. Оба стали спрашивать меня о моей работе, и снова всплыла тема "рутины" и необходимости избегать ее.
С ними было очень просто общаться. Флоринда неожиданно порадовала меня, протянув мне рукопись, которую он не мог найти. Перевод его последней книги на испанский, 354 страницы, пронумерованные начиная с четвертой, напечатанные на обычной пишущей машинке с двумя интервалами и перевязанные резиновым шнуром.
Я вспомнила комментарий Кастанеды и озабоченно сказала:
Но у меня уже нет времени прочесть это до отъезда.
oЭто мы знаем, сказала Флоринда, но ты можешь
оставить перевод у себя.
Примерно через двадцать минут мы прибыли в кубинский ресторан, оборудованный в народном стиле. Там было очень шумно, хотя занятыми были только половина столиков. Мы решили усесться сзади, возле стеклянной стены. Там было почти пусто, и мы могли бы без помех разговаривать. Флоринда и я сели рядом, спиной к двери. Кастанеда уселся напротив. Молодой официант подошел к столику;
казалось, он знал обоих, поскольку спросил поиспански:
"Как поживаете?"
Кастанеда и Флоринда производили впечатление людей,
которые чувствуют себя очень хорошо. Без сомнения, они бывали здесь и прежде. Меню находилось на доске, висевшей на стене. Как знатоки, они заказали всем троим жаркое с картошкой. Оно готовилось с фасолью в маленьких горшочках. Кастанеда заказал горячий чай. Когда официант извинился, что у них не подают чай, он настоял:
Спросите на кухне! Мне всегда его здесь подавали. И действительно, ему принесли чай. Казалось, он отлично знает это заведение. Флоринда заказала кокаколу. Когда ее принесли, она взглянула на меня и сказала несколько извиняющимся голосом:
Это мой порок.
Несколько минут они с энтузиазмом наслаждались
вкусной едой.
Мы приехали в ЛосАнджелес только для того, чтобы
вкусно есть, пошутил Кастанеда, заказав себе еще и порцию поджаренных бананов на десерт, от которых мы с Флориндой отказались.
Мы не любим готовить, сказала Флоринда.
И посуду моем неохотно, добавил он. Флоринда больше не хотела есть, а я заказала себе капуччино. Кастанеда колебался, но потом заказал и себе тоже. Затем они поведали мне о своих маленьких гастрономических пороках.
У моего брата в Венесуэле кофейные плантации, рассказывала Флоринда> так что я привыкла пить хороший кофе. Но, когда я приехала в Соединенные Штаты, кофе здесь был так плох, что не составило никакого труда от него отказаться.
О причинах ее зависимости от кофе она промолчала. После того, что она в конце концов рассказала, и прежде всего по ее виду, как она это рассказывала, можно было заключить, что ей было вовсе не так просто отказаться от шоколада.
Я ела его по три раза на дню, вспоминала она. Я клала шоколад между двумя тоненькими кусочками хлеба или просто так, на язык, запивая глоточком кофе.
Она описывала этот процесс так, будто вновь переживала его в это мгновение, сопровождая движениями руки и живописно изображая истинное наслаждение. Похоже, ей до сих пор приходится бороться с этой страстью.
Кастанеда подтверждающе кивнул:
А мне приходится следить, чтобы она не ела шоколад тайно, иначе у нее на лице будут прыщики. Потом он взглянул на нее с любовью: Иначе эта бестия заболеет.
Флоринда, пойманная с поличным, плутовато улыбнулась и сообщила, что не только она подвергается искушению:
Нам приходится следить, чтобы он не пил кофе, иначе ему будет плохо.
Кастанеда, смеясь, признался, что это действительно так. Казалось, их совсем не заботит эта борьба против собственных страстей. Напротив. Кастанеда заказал себе еще и булочку с маслом, которую подали еще горячей. Он отломил кусочек, раскрошил его и высыпал в капуччино. Он был полностью сконцентрирован на этом занятии.
Каков был дон Хуан? спросила я Флоринду.
Он был очень старый. Но с силой двадцатилетнего юноши.
При упоминании имени дона Хуана Кастанеда мгновенно поднял голову от капуччино и подтвердил:
У него было тело молодого парня.
В течение нескольких минут они одновременно говорили, перебивая друг друга и восславляя способности дона Хуана, подчеркивая свою любовь к нему.
Флоринда была его любимица, заверил Кастанеда с удовольствием.
Он носил меня вот так, под мышкой, пояснила Флоринда и согнула свою правую руку так, будто она несет сноп соломы.
Он носил ее с места на место, как ребенка, прервал он, наслаждаясь.
И ты познакомилась с ним двадцать лет назад? продолжала я бить в одну точку, глядя при этом ей прямо в глаза и желая разузнать побольше мелочей о ее отношениях с учителем.
Да, ответила она. Но больше я ничего не скажу, иначе ты узнаешь, какая я старая.
Я практически ничего не знала о ней, но решила уважить ее нежелание говорить о своем прошлом. Только шутки, отпускаемые Кастанедой, давали мне некоторые сведения.
Это я обрезал ей волосы, со смехом заговорщицки сообщил он мне и, чтобы взъерошить ей волосы, протянул над столом свою руку, которую она отбила шутливым жестом. И волосы останутся короткими, потому что так лучше видны ее нацистские наклонности.
Она подтвердила, что ее семья родом из Германии, но я не спросила, сколь долго они уже живут в Венесуэле. Позже она дала мне написанную ею книгу. Читая ее, я поразилась, какой сильной личностью она была, каким мужеством обладала и насколько она похожа на Кастанеду. Она тоже была антропологом и получила докторскую степень за исследования в области индейского целительского искусства. Она имела американское гражданство и тоже училась в Калифорнийском университете, где и познакомилась с Кастанедой. Он представил ее в 1968 году дону Хуану, после того как было опубликовано "Учение"... Дата соответствовала двадцати годам, а еще прежде, как она сказала, она познакомилась с Кастанедой.
Вероятно, Флоринда была у магаяки непродолжительное время. В ее захватывающей книге "Шабоно"*, где она описывает свое годичное пребывание у одного из индейских племен в дебрях Амазонки в конце семидесятых годов, она упоминает, что за десять лет до этого она познакомилась с настоящим шаманом. В книге она упоминает Хуана Каридада, от которого она ушла, так как ей было страшно: он вызывал у нее сновидения, в которых сам лично появлялся, а на следующий день рассказывал точное содержание сна. Она прожила два года в Венесуэле, продолжая свои полевые исследования, и вернулась затем в Соединенные Штаты с материалом для докторской диссертации и с описанным в книге опытом пережитого. Она, как и Кастанеда, писала на английском, и книга была опубликована с хвалебным комментарием Кастанеды в 1982 году. Она получила великолепную оценку критиков и была переведена на десяток языков.
Только очень немногие люди знают, что Флоринда и Кастанеда имеют общее прошлое, вместе живут в настоящем и, согласно оброненным ими замечаниям, не собираются расставаться и в будущем.
Она начало и конец всего, заявил он с большой уверенностью. При этом замечании Флоринда скромно покачала головой. Она не противоречила, как она делала это при всех других темах, которых мы касались. В ресторане он несколько раз обратился к ней, назвав ее Гина, возможно, это было шуточное имя. Позже Кастанеда дал мне понять, что их отношения не имеют ничего общего с обычной связью между мужчиной и женщиной. Энергии обоих носят очевидно дополняющий характер и необходимы, чтобы достигнуть того, что он называл освобождением.
Несмотря на это, многие рассматривали их отношения на обычный манер.
Мой зубной врач называет ее госпожа Кастанеда, сказал он с удовлетворением, и мы позволяем ему так думать. Нам все равно.
Я вновь вернулась к теме дружбы и спросила Флоринду:
Карлос рассказал мне, что у него нет друзей. У тебя их тоже нет?
Друзья желают посещать тебя в твоем доме, ответила она, и звонить тебе. Они сердятся, если узнают, что ты была в городе и не связалась с ними.
Наконец, с едой было покончено. Кастанеда оплатил счет своей кредитной карточкой, и мы поднялись, чтобы уходить. Уже у дверей он спросил, не нужно ли нам в туалет.
Почему тебе нужно это знать? спросила Флоринда.
Потому что мы сейчас пойдем в парк, а там будет трудно найти это место, пояснил он.
Мы вернулись к автомобилю и заняли свои места. Кастанеда как водитель соблюдал все правила дорожного движения и не вел себя агрессивно по отношению к другим водителям. Его хорошие рефлексы позволяли ему концентрироваться на управлении и время от времени поглядывать на собеседника. Через некоторое время он остановился на парковочной площадке у деревянного щита с надписью "Ranch Park". Это было большое пространство с несимметрично разбросанными садами, подстриженными газонами и небольшим количеством деревьев. Там были грубые скамьи и столы и некоторые простые спортивные приспособления. Вдали находилась группа детей в разноцветных одеждах, повторяющих вслед за учителем гимнастические упражнения. Ветер доносил до нас их смех. Два молодых человека играли на площадке в теннис. Здесь было прохладно.
Кастанеда предупредил нас, чтобы мы ничего ценного не оставляли в автомобиле, так как это может быть украдено, и самолично убедился, что все дверцы машины закрыты. Едва мы прошли несколько шагов, как он остановился. Он начал оглядываться по сторонам и признался, что ему нужно в туалет. Флорин да засмеялась:
Сначала спрашивает нас, а потом оказывается, что хочет сам. Ну, здесь ему придется поискать.
Кастанеда казался очень сосредоточенным, не отвечал, а направился к одной из кабинок для переодевания, однако сразу вернулся назад:
Не вышло.
Он пошел вдоль здания и наконец обнаружил указатель. Мы с Флориндой ожидали. В ее присутствии я чувствовала себя очень хорошо. Она была мягкая, немного сдержанная, но не интровертка и казалась очень хорошим слушателем. В этом она была полной противоположностью Кастанеде, который едва ли умел молчать. Кастанеда вернулся назад с видимым облегчением. Теперь нам нужно было найти место для интервью. Между кабинками для переодевания и теннисной площадкой находилось возвышение вокруг павильона. Нужно было подняться вверх тричетыре слепеньки. Мы уселись вокруг белого пластикового стола. Солнце светило мне прямо в лицо. Я не хотела надевать солнечные очки, потому что Кастанеда тоже был без очков и мне хотелось смотреть ему прямо в лицо. Через несколько минут солнечные лучи, которые отражались и от стола, и от листьев, вызвали слезы у меня на глазах. Мы пересели за другой столик, в тень. Но здесь дул ветерок и нам стало холодно. Надо было опять искать место. Кастанеда встал посередине, подхватил нас под руки, и мы зашагали по газону. Он предложил усесться прямо на траву. Но газоны незадолго до этого полили и трава была мокрая. Наконец мы нашли один грубо сколоченный стол, который, казалось, удовлетворял нашим требованиям. Он стоял под деревом, в полутени. Кастанеда заметил на поверхности стола остатки художественной росписи, краски которой лучились под солнцем, и воскликнул:
Как красиво!
Они уселись рядом напротив меня. Скамьи были без спинок и крепко прикручены к столу. Прежде чем я начала свои расспросы, мне пришла в голову одна мысль.
Кастанеда писал, что Нагваль руководит другими магами. Дон Хуан пояснял, что маг это просто человек знания, который знает космические энергии и умеет их использовать. Во все времена были посвященные, которые скрывали от посторонних свои знания, чтобы препятствовать их искажению или использованию в корыстных целях. Это были люди, которые могли вызывать в себе самих или в окружающем мире определенные необычные эффекты, и поэтому их называли поразному и распределяли по разным категориям, в зависимости от общества и времени: маг, целитель, ясновидящий, волшебник, медиум, астролог, факир, алхимик... И, естественно, колдун, самое тяжкое обвинение, которое в течение нескольких столетий могло быть выдвинуто против человека. Но ведь не нужно так далеко ходить: разбитое зеркало или черная кошка для многих людей и в двадцатом столетии являются плохой приметой. Некоторые защищаются от нежелательных последствий трижды стуча по дереву, другие не могут перенести вида рассыпанной соли или раскрытых ножниц на столе, третьи боятся воя собаки или встречи с рептилией. Тот, кто избегает мерить все одной мерой, "ведь никогда нельзя знать наверняка"... возможно, спокойно садится в самолет, но не может столь же спокойным быть в пятницу, 13го числа. Гадание по руке, на картах или на кофейной гуще превратилось в предпринимательство, и едва ли найдется какойнибудь журнал или газета, где бы не печатали гороскопов, даже в таких, которые прежде всего считают себя научными. Есть и такие люди, которые не выйдут из дому, не подбросив прежде в воздух три монетки, чтобы прочесть ответ в Ицзине. Ношение различного рода амулетов для защиты от черной магии распространено более широко, чем об этом думают. Что это? Суеверие? Голос предков внутри нас?
Если магия это "знание и правильное использование энергии" и мы сами, как и остальной космос, состоим из этой энергии, тогда мы все потенциальные маги и люди знания. Возможно, именно поэтому Пифагор требовал:
"Познай самого себя, и ты познаешь Универсум и богов".
И как раз это хотел внушить своим ученикам дон Хуан, ставший благодаря книгам Кастанеды самым известным магом Запада, начиная от братьев Аарона и Моисея. Я приступила к интервью и спросила Кастанеду:
Ты теперь Нагваль, руководитель?
Да, я Нагваль, подтвердил он без колебаний.
Можешь ли ты описать кратко качества и действия Нагваля?
Нагваль не имеет права проявлять сострадание. Например, можно любить, не ожидая ответной любви, и одновременно быть полностью холодным, если просят о чемто не имеющем значения. Мы обычно думаем, что мы очень любим, потому что мы молим, плачем... у нас создается впечатление, что мы любим, но это не так, это самое настоящее эгоистическое поведение.
Когда маг применяет свою магическую силу на других, каких правил поведения он должен придерживаться?
Правила безупречности.
Но когда дон Хуан познакомился с тобой, он ведь, очевидно, ничего для этого не предпринимал?
Меня привел к нему Дух. У него был знак, и он должен был меня убедить; он был вынужден действовать безупречно. Если Дух требует от мага действия, маг непременно это выполняет, отвечал он убежденно.
Это означает, что в данном случае личная воля избранного не имеет значения. Учитель также не стремится достичь эгоистических целей, потому что передает свое знание, не получая ничего взамен... или получает, можно сказать, общую обратную связь в духовном смысле. Дон Хуан ничего не получил от Кастанеды и не нуждался ни в чем, кроме того, чтобы последний согласился стать продолжателем его традиции. Он ограничился тем, чтобы выполнить приказ Духа, две спицы в одном колесе сколько их еще будет?
Один древний ведический текст гласит: "Семь чакр, семь областей, семь путей и семь элементов показывают тебе, что обод колеса не знает оси, хотя он соединен с нею; что спица приносит смысл в пустоту, и ось не знает, где ее центр. Несмотря на это, колесо вращается вокруг нее. Точно так же жизнь не знает существования и мозг не знает духа. Поэтому есть только одна точка, в которой колесо узнает о существовании центра, а именно та, где оно касается земли".
Итак, у дона Хуана был знак, который указал на тебя как избранного? продолжала я.
У меня была подходящая энергия, чтобы начать это путешествие.
Я не знала, означает ли это выражение только метафору.
Человеку нужна особенная структура энергии светящегося кокона, чтобы понимать и выполнять то, что знает маг.
Может ли маг ошибиться и дать силу тому, кто позже применит ее совершенно неподходящим способом?
Маг не ошибается, он обучает лишь того, кто подходит для этой задачи.
Когда обучение завершено, что является тогда задачей мага?
Она заключается в том, чтобы сделать понятным знание, которому многие тысячи лет. Это предполагает вхождение в безмолвное знание и перевод его в понятия разума. Но это предполагает и определенную предрасположенность со стороны того, кто воспринимает информацию, потому что в ином случае люди думают, что мы обманщики.
Я упомянула скептическим тоном заглавие статьи, опубликованной в "Time" 5 марта 1973 года, в которой речь шла о нем.
С тех пор здесь, на Западе, больше не интересуются моими книгами, подтвердил он иронически.
Ты уже наказан за свои шутки с "Time", прервала его Флоринда.' И если ты предполагал, что они могут тебе повредить, то почему ты согласился на интервью?
Они приставали ко мне уже долгое время. Тогда дон Хуан сказал мне, что я должен уважить эту просьбу, чтобы раз и навсегда стереть мою личную историю.
Я воспользовалась поводом вернуться назад к теме, которая меня все еще волновала:
А почему ты позволил им фотографировать тебя, а мне это запрещаешь?
Потому что они были слишком настырными, ответил он.
Во всяком случае, тогда он разрешил сделать только несколько фотографий в библиотеке университета. А репортаж содержал даже фотографию из его докторского диплома.
Какие личные и общественные последствия имело то, что ты стал магом?
С точки зрения личной жизни это полная, непрекращающаяся отдача магии. В обычном обществе маг ведет себя так, что никто и не догадается, кто он и что собой представляет, разве что он сам об этом расскажет. У мага нет ни размышлений, ни желаний, и он действует в каждый момент так, как того требуют обстоятельства.
День клонился к вечеру, и стало довольно прохладно. На Кастанеде была только легкая матерчатая куртка. Он снял ее и стал настаивать на том, чтобы Флоринда ее надела, потому что она подтянула ноги на скамейку, прижалась к ним телом и обхватила колени руками. Она отказалась, и Кастанеда вновь надел куртку. Время от времени он потирал ее голени. Он был полон любви и заботы о ней. Флоринда и он обходились друг с другом как равные. Кастанеда упоминал в своих книгах женщинуНагваль. Была ли это Флоринда? Я не отважилась спросить.
Кто принадлежит к твоей группе, кроме Флоринды?
Ана, Хуана, Муни и Нури, перечислил он. Он говорил улыбаясь и с огромным восхищением об этих четырех женщинах. Описывая соответствующую личность, он употреблял выражения типа "внешне похожа на мужчину" или "очень мужественная". Рассказывая о неконтролируемом характере одной из женщин, он назвал ее "сумасшедшей". Все они молодые женщины, и лишь одна из них познакомилась с доном Хуаном, когда была совсем молоденькой.
Если сравнить с твоими книгами, у тебя сравнительно маленькая группа, не так ли?
В группе дона Хуана было 16 человек, включая его самого, подтвердил Карлос. Число должно быть больше четырех; четыре это минимум, а группа из восьми человек самая эффективная.
Почему именно восемь?
Необходимы восемь человек, чтобы достичь согласия и выйти из области индивидуальности. Восемь число, которое преодолевает индивидуальное, потому что представляет собой человечество в миниатюре, все возможные типы характеров.
В это мгновение я совершенно забыла, что уже слышала об этом числе, и упустила возможность указать на очень интересную параллель с Бхагавадгитой, четвертый стих седьмой главы "Йога различия". Кришна говорит там Арджуне:
"Земля, вода, огонь, воздух, эфир, дух, разум и "я" это восемь категорий моей упорядоченной природы".
Твоя группа состоит из шести человек, это больше четырех, но меньше восьми, самого эффективного числа. Как это обстоятельство повлияло на результаты?
Это одна из трудностей, перед которыми мы стоим в плане нашего стремления обрести свободу, сказал он безнадежным тоном и добавил: Нам нужны еще двое.
Почему же ты их не ищешь?
Потому что никто не заявляет о своей готовности выполнить такую задачу! горячо воскликнул он.
Кастанеда в свое время заявил о своей готовности и полностью доверился своему учителю, дону Хуану, который уверял его, что он может видеть энергии; способность, которая помогала ему найти подходящего ученика.
Можешь ли и ты, как дон Хуан, видеть энергии людей и вещей?
Да, подтвердил он, я вижу энергию. Хотя он описал это в своих книгах, я все же задала ему следующий вопрос:
Как выглядит эта энергия?
Как если бы она была образована длинными световыми нитями.
Различаются ли энергии разных людей?
o Чем сильнее энергия индивидуума, тем толще, компактней и ярче эти нити.
Находятся эти нити в определенной части тела?
Они выходят из ступней, и чем выше они поднимаются, тем больше физические силы индивидуума и его способность к развитию.
Это чтото похожее на Кундалини, энергию, которая находится внизу позвоночника?
Этого я не знаю.
У кого изо всех знакомых тебе людей эта энергия поднималась наиболее высоко?
У дона Хуана, который мог поднять ее до затылка, сказал он с восхищением.
Возможно, именно этой способностью видеть можно объяснить решение Кастанеды продолжать или нет знакомство с человеком, с которым он договаривался о встрече. Я вернулась к теме его группы. Если эти четыре женщины не были ученицами дона Хуана и, кроме одной, вообще его не знали, то, значит, сам Кастанеда ввел их в мир магии.
Являешься ли ты учителем твоих спутниц?
Нет, честно признался он. Я могу быть Нагвалем, но не могу быть учителем магии. У меня нет необходимых для этого способностей.
Но ведь дон Хуан уверял, что Нагваль одновременно является учителем, продолжала допытываться я.
Даже если я проживу дольше, чем он, пояснил он с убежденностью в голосе, я никогда не стану таким, как дон Хуан.
Возможно, его уверенность основывалась на том, что двадцать лет назад объяснил ему его учитель: "Я знаю, что у меня недостаточно времени, чтобы показать тебе все то, что я хотел бы показать тебе. У меня хватит времени лишь указать тебе путь, и я надеюсь, что ты будешь так же усердно продолжать поиски, как это делал я".
Когда умер дон Хуан?
Он ушел в 1973 году.
Ты возглавил группу после его ухода?
Нет, донья Флоринда, одна из спутниц дона Хуана, руководила нами до тех пор, пока не ушла.
Когда это случилось с доньей Флориндой?
В 1985 году. Флоринда, он указал на Флоринду Доннер, приняла ее имя в знак памяти.
Теперь мне стало понятно, почему во время еды Кастанеда несколько раз назвал ее Гиной. Возможно, это и было ее настоящее имя, пока она не взяла себе другое. Флоринда Доннер опубликовала свою книгу, вышедшую через три года после ухода доньи Флоринды, под принятым в честь той именем. Принятие имени Флоринда еще во время жизни доньи Флоринды казалось мне скорее знаком, что Флоринда является ее последовательницей, чем просто данью памяти. Флоринда была у дона Хуана лишь непродолжительное время. Однако, судя по уважению и симпатии, с которыми обращался с ней Кастанеда, они оба обладали способностями к магии. Кастанеда не мог посвятить ее, поскольку, по его собствнным словам, не был учителем. Возможно, нежная и хрупкая Флоринда была ученицей доньи Флоринды, передающей Кастанеде знания, полученные от учительницы. Итак, эта старая женщина 12 лет была руководительницей группы.
Было уже пять часов, и в парке не осталось ни одной живой души. Сырая местность способствовала прохладе. Мы мерзли.
Будет лучше> если мы уйдем, предложил Кастанеда.
Собственно, и индейцы из Соноры до сих пор у нас, пояснила Флоринда, и было бы нехорошо оставлять их так долго одних.
Я сложила свои листки. Собранного материала было еще недостаточно для книги, но никто не предложил встретиться еще раз. По пути к машине я объяснила им, что у меня еще так много вопросов, которые мне хотелось бы им задать.
Продолжим в автомобиле, предложил Кастанеда. Флоринда вдруг внесла совершенно неожиданное предложение:
Мы оставим тебе наш адрес. Напиши все твои вопросы, и я пришлю тебе ответы, напечатанные на машинке.
Она не уточнила, будет ли Кастанеда диктовать ей ответы или она ответит сама. Возможно, они уже обсудили прежде, должны ли они оставить мне адрес. Скорее всего, так и было, потому что я ни на минуту не расставалась с ними.
Мы поехали в обратном направлении. Я посмотрела в свои записи, но прежде, чем задать очередной вопрос, искренне поблагодарила за предоставленную возможность познакомиться с ними и за согласие помочь мне в моей работе. Неожиданно Флоринда выдвинула совершенно другую версию происшедшего:
В бюро нашего адвоката стоит много мешков с письмами на наше имя. Мы стояли перед ними и решили выбрать наугад одноединственное письмо. Письмо, котрое мы вытащили, оказалось твоим.
Наступило неловкое молчание. Кастанеда смотрел вперед и не проронил ни слова. Я не знаю, следовало ли мне спросить, какая же из версий соответствует действительности. Мне удалось побороть свое любопытство. Больше мы не возвращались к этой теме.

< начало / продолжение / конец >