Ценой жизни

Раздел для творческого самовыражения в виде эссе, рассказов и пр. др.
Taya-ti
Воин
Сообщения: 4409
Зарегистрирован: 03 дек 2006, 00:20
Поблагодарили: 1 раз

Ценой жизни

Сообщение Taya-ti » 22 дек 2007, 21:21

Сказание о Тэсс


Девушки в становище гуров ждали этого праздника весь год. Скупые на проявления чувств гуры и празднество устраивали только раз в году, зато уж праздновали все, что было возможно – и посвящение юнцов-кунаров в полноценных воинов, и сочетание новых семейных пар, и рождение младенцев, появляющихся, как правило, к осени – зиме, когда особенно гулять да праздновать не сподручно.
На празднике Пробуждения, который гуры называли Арасат, юноши состязались в силе и ловкости, показывая то, чему научились за год. Прошедшие состязания достойно становились кунами – охотниками и воинами, мгновенно взрослея и уравниваясь и в правах и обязанностях с видавшими виды опытными мужчинами… Это была жесткая школа. Даже самых юных сразу же брали на охоту. Выживали сильные и ловкие.
Девушки готовились к празднику задолго, порой - за несколько лет. Летом, вместе с кореньями и травами, они собирали в долине стебли волокнистого лембуса, также сообща теребили его, размачивали в водах Манилы, пряли из размягченных волокон нити, из которых ткали полотно для одежды. Из отбеленного полотна шили рубахи: замужние женщины - мужьям да детям, девушки – для себя. Кроме всего прочего, каждой из девушек не терпелось соткать себе венчальное покрывало, расшить его узорами, сообразно своему представлению о красоте. Поэтому нити красили специальными красками, которые также готовили сами.
Собирая пыльцу душистого дудника в период цветения, напыляя ее прямо на ткань, получали яркий и приятный глазу желтый цвет, который, однако, был непрочным и тускнел по мере того, как пыльца осыпалась. Розовый цвет различных оттенков получался из лепестков розовых вьюл, предварительно перетертых в кашицу …
Лишь красный цвет был недосягаем, и не встречался на покрывалах. Многие из гуронских женщин пробовали окрашивать ткань различными способами, чтобы получить такой желаемый красный цвет – например, кровью добытых на охоте животных, но та сворачивалась и бурела, а окрашенные нити принимали грязноватый цвет и становились ломкими, никуда не годными, или соком вереска – но оттенок менялся неузнаваемо после высыхания…
Торо наблюдая за тщетными усилиями женщин, обмолвился как-то, что красный цвет – символ жизни и вряд ли он может сохраниться в том, что жизни лишено…


Арасат был в самом разгаре, когда Дарея пришла на поляну.
Девушки, надев свои венчальные покрывала, уже выходили в круг. Молодые кунары заволновались еще больше. Глаза их блестели в отсветах пламени, они грубовато перешучивались между собой, толкались, задираясь, но каждый, конечно, давно уже выбрал себе невесту, и единственное, что их беспокоило – это как бы кто-нибудь из соплеменников не опередил их в выборе. Они могли тут же схлестнуться, если выбор двух или трех падал на одну и ту же девушку, и тогда спор решался поединком.
Дарея была права, когда говорила с Торо – от девушек почти ничего не зависело, они доставались юношам как добыча на охоте.

Вот уже и первые кунары начали выходить в круг, очарованные танцем какой-нибудь из дев. Иногда кое-кто из них начинал пританцовывать вокруг понравившейся ему девушки, выбивая свой собственный ритм и как бы заявляя свое предпочтение. Пара начинала совместный танец, в котором, оба показывали свою пластичность, вкладывая столько чувств и энергии в движения, что очень скоро оказывались распаленными присутствием друг друга. И тогда, в самый экстатичный момент, юноша срывал с девушки венок, бросая его в костер, где тот сгорал в огне, символизируя окончание прежней беззаботной жизни девушки. Затем юноша снимал с девушки венчальное покрывало и обвязывал его вокруг своего торса. Это означало, что теперь девушка всецело принадлежит ему, и он берет на себя обязательство заботиться не только о ней, но и в большей степени о детях, которые непременно появятся… Под одобрительные крики зрителей, он подхватывал девушку на руки и уносил в свой шатер. Это, кстати, вовсе не означало, что молодой охотник обязуется всю свою жизнь провести с этой женщиной. Если было на то его желание, если женщина его не устраивала, он мог уже на следующий же год снова выйти в круг для выбора невесты… Оставленная женщина, должна была заботиться о себе сама, пока ее не выберет, кто-нибудь еще… От девушек в этом племени ничего не зависело.

Дарея вошла в круг.
Она шла, опустив голову, ни на кого не глядя, как будто ее вовсе не интересовало, кто же выберет ее в жены. Сразу несколько юношей обратили на нее внимание и вышли в круг для исполнения танца, но Дарея, никому не отдавая предпочтения, продолжала двигаться. Юноши сверкали очами, вымещая недовольство друг на друге, и уже некоторые схватились между собой, когда произошло нечто, что повергло всех в неописуемое удивление.
Дарея подхватила чашу с хмелем, которую держала ее мать, готовая поднести ее кунам, и медленно, но уверенно направилась к Айрису. Тот восседал вместе со старейшинами, как всегда, не принимая участия в брачных танцах. Все, как завороженные смотрели на Дарею, и никто не мог ее остановить, несмотря на то, что подобное выходило за рамки привычного.
Наконец и сам Айрис обратил внимание на девушку, подносящую ему хмель. Когда она подошла и нагнулась, чтобы поставить чашу на циновку, Айрис совсем близко увидел ее глаза и… как будто окунулся в обжигающие воды Манилы. Взгляд девушки пленил, завораживал, сводил с ума. Айрис почувствовал, как откуда-то из глубины начинает подниматься жаркая волна, как начинает учащенно биться его сердце, как его железная воля, всегда подвластная его разуму, начинает плавиться, как олово. Дарея что-то шептала, но Айрис скорее догадывался, чем понимал, что она ему говорила. Наконец, повинуясь чему-то более сильному, чем его собственная воля, Айрис поднялся и вступил в круг, непроизвольно включаясь в исполнение брачного танца.
Дарея ни на йоту не позволяла Айрису приблизиться, но и не удалялась слишком далеко, все время ускользая и заманивая, отталкивая и притягивая. Едва Айрис радовался победе, ожидая, что Дарея вот-вот окажется в его руках, как она тут же исчезала и каким-то непостижимым образом оказывалась на расстоянии недосягаемости. Кровь прилила в голову Айриса, усилилась пульсация в висках. Эта дева! Она играла им, как длинноногая лама на охоте! Она все время ускользала, но не уходила, приближалась, но он никак не мог ее заключить в объятия… Она хотела, чтобы он еще больше ее желал!
Запах, исходящий от нее, одурманивал, ее плавные неуловимые движения, ее загадочная улыбка… Она была совсем не такая, как остальные женщины его племени. Она знала свою силу и свое очарование и использовала это знание!
Впервые за столько лет после потери жены, Айрис радовался и ощущал себя мужчиной, впервые он не мог и не хотел применять свою волю для подавления этого желания.
Головокружительный аромат необычайных цветов, которые были вплетены в венок этой девы, дурманил, как хороший хмель, но их запах был знаком Айрису, хотя он никак не мог припомнить, где он мог его ощущать. Ему несомненно попадались такие цветы, только очень далеко от становища… толи возле Соленого озера, толи еще дальше… Но он даже не всех мужчин брал с собой, когда направлялся туда… Как, где могла дева найти эти цветы? Может быть, она колдунья? Впрочем, все равно!
Айрис улучил мгновенье и сорвал венок с головы Дареи. В ладони тут же впились шипы… Эти цветы! Он вспомнил, да! Они были колючими и, когда им приходилось проходить сквозь такой цветущий кустарник, оставляя клочья одежды на его жестких колючках, на коже оставались глубокие царапины, как от когтей дикки. Как же ей удалось сплести из них венок? Айрис, не отрывая глаз от девы, взял ее за руку – ладонь была гладкая, нежная без единой царапины… «И в самом деле – колдунья!» - подумал Айрис, но ему уже было все равно. Эта дева должна принадлежать только ему! И венок, брошенный в костер, вспыхнул багровым пламенем.
Мысли стремительно проносились в голове Айриса, но он уже не принадлежал самому себе – его тело сделало за него свой выбор. Только эта женщина может стать его спутницей, только от нее ему нужен сын, такой же сильный, как Айрис, такой же непостижимый, как она – его избранница…
Когда Айрис снял с головы Дареи покрывало и начал обвязывать им свой торс, как это делали все остальные, оказалось, случайно, нет, ли, но он обвязал им не только свой, но и ее стан, который все еще удерживал в объятиях. На языке их племени это означало, что он готов делить с ней кров, добычу и ложе до самой смерти. Ничто уже с этих пор не могло их разлучить…



Taya-ti
Воин
Сообщения: 4409
Зарегистрирован: 03 дек 2006, 00:20
Поблагодарили: 1 раз

Сообщение Taya-ti » 19 фев 2008, 11:01

Глава 3

Дарея и Айрис



Айрис решительно откинул полог из шкуры большого боло и вошел в пещеру шамана. Старый Торо сидел перед почти потухшим очагом. По всей видимости, он совсем недавно общался с духами - глаза его были закрыты, руки опущены безвольно вниз, а на лице блуждала странная улыбка.
Айрис хотел тут же выйти из пещеры, но шаман внезапно открыл глаза, как будто и не был только что погружен в глубокий сон. Айрис вздрогнул, встретившись взглядом со старым шаманом. Никто не знал, сколько ему лет, Айрис был еще мальчишкой, которого допускали только к ловле рыбы, когда Торо уже называли старым Торо. И все же глаза его были такими живыми и выразительными, какие бывают только у молодых, полных жизненной силы кунов.

- Прости, что я нарушил твое уединение, - Айрис почтительно склонил голову, в полной готовности покинуть пещеру, если Торо не захочет с ним говорить. Ему и самому уже хотелось уйти отсюда поскорее.

Но Торо промолчал, одними глазами давая понять вошедшему, что тот может присесть на циновку.

- Не трудись, - скрипучим голосом прервал он Айриса, когда тот собрался заговорить. – Я знаю, зачем ты пришел. Айрис удивленно посмотрел в глаза шаману и увидел, что тот как будто на самом деле знает все. - Твоя жена…

Айрис вспыхнул, но не подал вида, что шаман угодил прямо в точку. Дарея была хорошей женщиной. Умница, рукодельница, лучшей знахарки не было в деревне, к ней шли унять любую боль, вылечить любую хворь и недуг… У Дареи на всех хватало терпения и сострадания.
Одно лишь тревожило Айриса, вот уже которую весну встречает Дарея в его шатре, а бог так и не дал им ни сына, ни дочери… А какой же он вождь, если не может обеспечить себе продолжение рода? Впустую пропадает семя. Если причина в нем – пусть шаман скажет ему, и он сам передаст Священное Копье более достойному…

- Твоя жена сама выбрала свою судьбу. Сегодня, когда она придет к тебе в шатер, спроси у нее…

Айрис встал.

- Не торопись!… Завтра утром иди к Соленому озеру. Возьми самых лучших охотников. Вы нападете на след большого боло. Он преподнесет тебе подарок… Прими с благодарностью. А теперь ступай!

Шаман закрыл глаза, и Айрис, пятясь, выбрался из душного пространства наружу, жадно вдыхая свежий воздух.
С нетерпением, недостойным вождя, он ждал наступления сумерек.
Когда Дарея с вечерней чашей хмеля вошла к нему в шатер, он привычным жестом взял чашу из рук жены, но пить не стал, поставив ее прямо на пол. На вопросительный взгляд Дареи, Айрис взял ее за руку и приблизил к себе. Дарея подумала, что Айрис приглашает ее на ложе и покорно опустилась перед ним на пол, положив голову ему на колени. Больше жизни любила она своего выстраданного супруга и ловила каждую его ласку с благодарностью.
Айрис погладил черные, как вороново крыло, волосы Дареи, кое-где уже подернутые серебристой сединой. Но вдруг, одним движением намотал их на кулак, как гриву прирученного арко и грубо повернул ее лицо к себе, близко-близко, так, что было видно, как сверкают глаза Айриса, похожие сейчас на глаза взбесившегося зверя, зажатого охотниками в тиски… Его ноздри раздувались, нижняя челюсть угрожающе выступила вперед, желваки гуляли под кожей скул, выдавая едва сдерживаемый гнев.
Дарея, не смея произнести ни звука, ни пошевелиться только в ужасе расширила глаза, стараясь понять, чем так прогневала супруга.
Наконец, сквозь стиснутые зубы Айрис процедил:

- Говори, какую судьбу ты выбрала? Почему пустая? Почему не можешь взрастить мое семя? Ты, засохшая нива!

Слезы полились из расширенных глаз Дареи.

- Убей меня, Айрис! Я недостойна тебя. – Прошептала она еле слышно дрожащими от обиды губами.

- Говори! – Айрис еще сильнее встряхнул кулаком, отчего голова Дареи замоталась у него в руке, - Я хоть раз тебя обидел? Или я не был мужчиной с тобой?

- Нет, не твоя вина, любимый, только я, одна я виновата!

Айрис отпустил ее волосы и оттолкнул ее от себя. Дарея упала на свежие циновки. Плечи ее вздрагивали от рыданий, но она молча глотала слезы, не зная как поведать Айрису свою страшную тайну.
Айрис поднял с пола чашу с хмелем, осушил ее залпом, вытер усы тыльной стороной ладони.

- Принеси еще! Да не одну чашку, принеси кувшин, говорить будем!

Дарея ползком выбралась из шатра. Звездная ночь раскинулась над долиной. Совсем такая же, как тогда…



Она вспомнила молодого Айриса, только что получившего из рук прежнего вождя, Аксая Священное Копье.
Раз в семь лет старый Торо бросал жребий, и каждый молодой воин, проходил испытание Судьбой. Накануне двадцать первой своей весны Айрис тоже должен был тянуть свой жребий вместе с другими кунарами, достигшими, как и он двадцатилетнего возраста.
В кожаном мешочке Торо были красные и белые камни. Тот, кому доставался красный камень, мог оставаться в становище, ему позволялось с этого момента участвовать в воинских состязаниях на празднике Арасат, выбирать себе невесту и строить свой собственный шатер. Он становился настоящим куном - охотником и полноправным членом племени. Те же, кому по жребию выпадал белый камень, должны были навсегда покинуть становище гуров, отправляясь в вечные скитания.
В неизвестность отправляться не хотелось никому, поэтому каждый воин радовался, когда ему выпадал красный камень.
Дарея очень хорошо помнила, как возликовал Айрис, когда в его руке оказался красный камень. В порыве нахлынувших чувств он схватил стоящую рядом и смотревшую на него во все глаза маленькую Дарею, легко подбросил ее вверх, так же легко поймал, закружил и расцеловал в обе щеки…
Ей тогда не было и тринадцати.
Ее маленькое сердечко, соприкоснувшись с таким бурным проявлением чувств, затрепетало и осталось рядом с Айрисом.
Оно оставалось рядом с ним даже тогда, когда по обычаю гуров, он выбрал себе невесту и привел ее в свой шатер.
Что-то не заладилось у него с молодой женой. Как только понесла она бремя, жизненные силы начали покидать ее, и к осени она ушла в Долину Предков вместе с ребенком, так и не успевшим родиться.
Айрис остался один, и все свои силы, всю энергию, бьющую ключом, вкладывал в воинское умение и достижения на охоте. Он занимался с молодыми, неоперившимися кунарами, обучая их всему тому, что умел сам. Прислуживать к нему в шатер приходила его стареющая мать. Она постоянно увещевала сына, каждую весну призывая выбрать себе новую невесту. Айрис был непреклонен – слишком свежа была утрата.
Дарея же наливалась соком, неведомыми энергиями, с которыми все труднее и труднее было справляться. Чувства ее к Айрису не убывали.
Накануне очередного праздника Пробуждения, на котором теперь уже подросшая Дарея должна была облачиться в покрывало невесты, она впала в отчаянье, не находя себе места. Всю зиму готовилась она к этому мгновению, ткала из волокон лембуса свое покрывало, поливая его слезами неутоленной печали. Долгими лунными ночами вышивала она узоры на выбеленном полотне, наивно поверяя свои надежды обманчивой луне. И все же… Айрис мог не выбрать ее, или, что еще хуже, ее мог выбрать другой. После этого для нее оставался один путь – головой в реку.
И она решилась. До сих пор трудно сказать, что натолкнуло ее на эту мысль. Как только девушки собрались на поляну для вечерних посиделок у большого костра, она отправилась в пещеру Торо.

Старый шаман сидел на циновке, скрестив ноги, прямой, как сухое дерево. Его жилистые руки были похожи на сучья, и только тонкие пальцы, как будто существовали отдельно от рук, напоминая в своем беспокойном движении, паука, перебирающего паутину.
Дарею даже озноб пробрал, казалось, шаман сейчас и ее схватит этими паучьими пальцами, затащит, как жертву в свое логово и, опутав невидимой нитью, будет долго и мучительно высасывать из нее жизнь.
Глаза Торо были закрыты, губы плотно сжаты. Тоненькая струйка дыма поднималась от очага. Дарея ощутила какой-то сладковатый запах - наверное, старый колдун бросил на угли ему лишь одному известные травы, и те тлели теперь, наполняя пещеру белесым дурманящим дымом.
Дарея распростерлась перед шаманом и запричитала тихонько:

- Торо, великий Торо! Да будут дни твои долгими, как твоя борода, да будет глаз твой зорче, чем у степного ора, да будет мудрость твоя неисчерпаема, как воды Рай-реки!
- Глупая дева, борода вылезет, а дни только начнут расти, степного ора любой кунар в мгновенье ока лишит зрения, а воды Рай-реки рано или поздно высохнут, и русло ее растрескается – неужели с ними должна иссякнуть моя мудрость?

Дарея смутилась и не нашлась, что ответить.
- Никогда не говори того, чего не понимаешь. Говори, зачем пришла!
- Торо! Великий Торо! Завтра – Арасат – праздник Пробуждения… сердце девичье разрывается на части…
- Что же беспокоит тебя, дева? Ты – видная, кунары не пройдут мимо…
- Не хочу быть ничьей женой, мое сердце не на месте…
- Кто же занял твое сердце, дева? Уж не самого ли Айриса вижу рядом с тобой?
- Ты все знаешь, зачем спрашиваешь? Давно мое сердце осталось рядом с Айрисом, еще в тот год, когда он получил Священное Копье из рук Аксая… и с тех пор не возвращается мое сердце ко мне.

Торо слегка приоткрыл один глаз, удивленно глядя на распростертую перед ним молодую деву, впрочем, Дарея не могла этого видеть, так как не смела даже глаз поднять на шамана.
Усмехнувшись одними уголками губ, Торо покачал головой, почмокал губами, потом выудил откуда-то трубку с длинным мундштуком и затянулся, пуская белесые кольца.
Толи под действием дурмана, постепенно заполняющего дымом всю пещеру, толи от пережитых волнений, Дарея почувствовала, как покой разливается по ее телу. Совсем как в детстве, когда ладони матери опускались в успокаивающем жесте на ее черноволосую головку, и страх испуганного ночными сновидениями ребенка уходил, рассеивался, как дым…
Покой постепенно перерастал в блаженную истому. Как в полусне Дарея приподняла голову, и с удивлением увидела, что шаман пристально смотрит на нее. У него были серо-голубые водянистые глаза, такие же глубокие, как утреннее небо, в них так же как в небе можно было утонуть, не достигнув дна…
Дарея подумала, тут же устыдившись своих мыслей, что в молодости он, наверное, был красив собой, да только … когда это было?
С не меньшим удивлением Дарея увидела, что прищуренные глаза его, усеянные многочисленными морщинками, излучают доброту, и это открытие сразу же расположило ее доверием к этому внешне суровому и неприступному человеку.

- Помоги мне, Великий Торо! – прошептала она пересохшими губами, - Огонь сжигает меня. Сердцу…тесно в груди, Оно рвется наружу, как птица из силков...
- …И почва ускользает из-под ног, - тихим поскрипывающим голосом продолжил шаман, - и небо меняется местами с землей, и ты уже не знаешь, где на самом деле душа твоя?
- Да, - удивленно прошептала Дарея, - ты знаешь, что это?
- Лишь тот не ведает, кто не любил… Твоя душа спала, и ты не знала тревоги, как спящий ребенок не тревожится о завтрашнем дне. Но душа не может спать вечно, жаркие лучи Эро рано или поздно пробуждают ее от сна… И тогда начинаешь смотреть на мир не глазами, а сердцем… И тогда видишь многое, что прежде было незримо… Твоя душа проснулась, дева! Но она беспомощна, как народившееся дитя и может пораниться, если не обретет силу… Хочешь ли ты, чтобы душа твоя обрела силу? Или пусть лучше уснет, как прежде до лучших времен?
- Я… не знаю…
- Решай сейчас, дева, ты выбираешь свою судьбу!
- А почему другие девушки не мучаются и с радостью идут в шатер к тем, кто их выберет?
- Их души спят…

Шаман вытряхнул из трубки пепел, легонько постукивая ею о каменные плиты очага, не торопясь набил трубку снова и, подцепив крючковатыми пальцами уголек из костра, как будто тот не был обжигающе горячим, положил его в трубку. Или, может быть, его пальцы огрубели настолько, что не чувствовали жара?
Дарея помотала головой, пытаясь стряхнуть наваждение… Она представила, как эти крючковатые огрубевшие пальцы прикасаются к ней, и тошнота тут же подступила прямо к самому горлу…
Шаман, тем временем, искоса наблюдая за смятением Дареи, затянулся дымом, и только после того, как трубка исправно задымила, точно так же, пальцами вытащил уголек и бросил его обратно в костер.
Дарея поежилась, ощутив спиной холодок - для ее понимания шаман был просто непостижим.
Помусолив трубку во рту, он вновь заговорил:

- Ты знаешь, дева, Айрис – вождь и великий воин, а для воина жена – лишь попутный ветер. Готова ли ты к тому, что однажды ему понадобится сменить направление?
- Я постараюсь сменить направление вместе с ним, великий Торо, чтобы всегда быть попутным ветром…
- Только воины могут двигаться туда, куда движет их собственная воля и разумение. Ветра подвластны иным силам.
- А если меня выберет другой? Мне не жить без Айриса. Лучше пусть я умру.
- Хорошо, я понял тебя. И я помогу тебе, ибо ты – первая из дев нашего племени, чья душа проснулась самостоятельно… Мне нравится твоя решимость. Ты поможешь Айрису стать тем, кем ему надлежит быть.

Старик прикрыл глаза, сложил руки на груди и тихо запел. Дарея ни слова не понимала из этого странного пения, но, как завороженная, слушала, не в силах отвести взгляд от шамана, который мерно, в такт пению покачивался на своей циновке. Его скрещенные руки и слегка подрагивающие пальцы, казалось, замерли в ожидании.
Наконец Торо открыл глаза, и Дарея в ужасе отшатнулась – взгляд его был тяжел, как осенняя земля, а бездонные зрачки приобрели цвет мокрого песка, как будто они наполнились этим песком вместо обитавшего в них прежде воздуха.

- До захода солнца отправляйся в Южный лес, – проговорил шаман таким же тяжелым, как взгляд, голосом, - Оставь сандалии в шатре, иди босая, земля должна узнать тебя и сообщить твоим стопам верный путь. Пойдешь по верхней тропе к Соленому озеру. То, что ты там найдешь, поможет тебе завоевать сердце Айриса, но берегись, если хоть кто-нибудь узнает твою тайну! Ступай и помни – молчание умножит твою силу, слово – разрушит ее и опустошит твое сердце.

Торо снова закрыл глаза, опустив руки на колени и продолжая раскачиваться.
Дарея чутьем поняла, что он больше не произнесет ни слова и медленно вышла из пещеры.
Звездное небо над ней переливалось мерцающими, как будто танцующими свой волшебный танец звездами…


Вздохнув тяжело и обреченно, Дарея отправилась за хмелем. Как поведать обо всем Айрису? Старый Торо предупреждал ее… Теперь она снова перед выбором – рассказать Айрису о своей тайне и навсегда лишиться силы, или умолчать… и навсегда лишиться Айриса…
И то и другое – смерть для нее.
Бог жестоко наказал ее за дерзость. Заполучив Айриса, она была наделена силой, помогающей ей врачевать и помогать советом, предсказывая удачными или неудачными будут роды, повезет ли кунам на охоте и многое другое. Единственное, чего была лишена Дарея – это самой испытать радость материнства.


С тяжелым сердцем наполнила Дарея кувшин золотистым хмелем. Ее хмель был самым лучшим в становище, и Дарея гордилась этим, но сейчас это было слабым утешением – Айрис ждал, нужно было на что-то решаться.

«Ну что ж! – решила, как выдохнула, Дарея, - Ведь я и прежде была готова умереть, если Айрис не выберет меня в жены… Что же я дрожу как короткохвостый ду, сполна испытав счастье жить ради любимого?»
Она выпрямилась, поправила растрепавшиеся волосы и решительно откинула полог шатра. В ее глазах больше не было страха и сомнений.


Айрис лежал, запрокинув голову. Он даже не шелохнулся, когда вошла Дарея. Она прошла внутрь и поставила кувшин с хмелем рядом с лежанкой, на которой возлежал ее выстраданный супруг.

- Я слушаю тебя. – Произнес он, даже не взглянув на жену.
Дарея, не смущаясь, присела на ложе рядом с Айрисом.
- Выслушай меня и забудь гнев свой. Помнишь ли ты тот день, когда по жребию Торо тебе достался красный камень?

Помедлив, Айрис приподнялся, опираясь на локоть, и уставился на жену, как будто видел ее впервые. Конечно, он помнил этот день. Как ему забыть? Но почему она помнит об этом?
- Я не понимаю тебя.
- В тот день, когда ты выбрал себе судьбу, волей богов, и я выбрала себе судьбу – быть с тобой.
- ???
- Ты конечно не помнишь девочку-подростка, которая оказалась рядом с тобой в минуту твоей радости… Но именно тогда мое сердце соприкоснулось с твоим. Ты так радовался… Ты схватил меня, поднял над собой, закружил… А потом поцеловал…
- ???
- Вряд ли ты помнишь это Айрис. Вы, мужчины привыкли, что женщины покорны той судьбе, которая им выпадает. Вам даже в голову не приходит, что у женщины может быть свой выбор… Да и многим женщинам в нашей деревне, особенно молодым девушкам, это тоже не приходит в голову… А я… я не могла мириться с тем, что уготовила мне судьба. Я ждала тебя… Даже, когда ты выбрал себе жену… и потом… Как ты думаешь, почему ты выбрал меня после того, как три весны не участвовал в выборе невесты?

Айрис мочал. Он и в самом деле не помнил случай с девочкой-подростком, зато очень хорошо помнил, что так пленило его в Дарее и волновало даже сейчас …
А Дарея продолжала низким грудным голосом, от которого у Айриса в груди поднималась горячая волна:

- Я не хотела быть ничьей женой, кроме тебя, Айрис, я выбрала тебя, и хотела принадлежать только тебе… Я бросилась в ноги к Торо, и он помог мне.

Taya-ti
Воин
Сообщения: 4409
Зарегистрирован: 03 дек 2006, 00:20
Поблагодарили: 1 раз

Сообщение Taya-ti » 19 фев 2008, 11:21

Глава 4

Тайна Соленого Озера

«…Я уже отдан силе, что правит моей судьбой»
Карлос Кастанеда «Дар орла»



Мард вынырнул из небытия также внезапно, как и провалился в него.
Что это? Неужели ему удалось?… Это было необыкновенно.
Пророчествовать он мог сколько угодно, но чтобы вот так, отчетливо и явственно погружаться в события прошлого, реально ощущать свое присутствие в совершенно незнакомой ситуации, переживать как наяву все чувства, все тончайшие их оттенки – такого с ним еще не бывало.
Он пошевелил головой, разминая шею. Позвонки хрустели и поскрипывали, как заржавевшие шестеренки. Он с тревогой взглянул на Тэсс и тут же наткнулся, как на стену, на ее немигающий взгляд.
Она сидела, положив голову на поджатые колени и смотрела на Марда ничего не выражающим взглядом человека, чьи мысли находятся далеко от их владельца.
Мард снова закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями, подбирая нужные слова. Те самые, которые не отпугнут, а успокоят, помогут расположить к себе…
В монастыре ему приходилось вести душеспасительные беседы с одержимыми и кающимися, грешниками и просто душевнобольными… Но сейчас требовалась совершенно иная тактика. Он очень отчетливо помнил, как не смог, не сумел в свое время ничего ей объяснить …
Мард привычно обхватил львиные головы на подлокотниках, и те как будто ожили под его ладонями – неожиданно он почувствовал, что успокоился, как будто, удерживая львиные головы в руках, он буквально удерживал в руках проявление сил, которые они собой олицетворяли.

- Ну, здравствуй, Тэсс! – произнес он ровным голосом, все еще не открывая глаз. – Как жизнь?

Конечно, он понимал, что разговор не будет легким, поэтому не спешил начинать, предоставляя Тэсс самой задавать направление и тон предстоящего разговора.

- Торжествуешь? – Произнесла Тэсс, как будто только в нем и видела причину всех своих несчастий.
- Торжествую?! – Мард опешил. Все его спокойствие мгновенно схлынуло, как песочные замки от накрывшей их волны прилива. Он даже подался вперед, широко раскрыв глаза от удивления, смешанного с едва скрываемым возмущением.

Он смотрел на нее таким взглядом, что казался еще более сумасшедшим, чем тогда, во время их первой встречи. У Тэсс даже мурашки пробежали по коже, когда он, резко откинувшись назад, демонически захохотал:

- О, да! Я торжествую!… Есть от чего…

Тысячу, миллион раз представлял он себе эту их встречу, прокручивая в голове многочисленные варианты предстоящей беседы…но подобного вопроса, даже он с его даром пророчества не мог предвидеть.

- Ты не поверишь, дорогая Тэсс… Ты ведь никогда не верила…

Он помолчал, сцепив руки в замок и похрустывая костяшками, казалось, он подбирает подходящие слова:
- …Так вот, ты не поверишь, но я тебя ждал. И я знал, что ты придешь именно сегодня, или не придешь уже никогда… Я это чувствовал. Но…я и не подозревал, что все настолько плохо. Или я опять ошибаюсь?

Мард посмотрел Тэсс прямо в глаза. Она молча выдержала его взгляд.
Мард чувствовал, что внутри него разгорается, как пламя, ярость. Забытая и невостребованная до сего момента, она поднималась из самых глубин его существа.

- Кому и что ты хочешь доказать? – Рявкнул Мард, рывком поднявшись с кресла.

Он зашагал из угла в угол, как зверь по клетке - клокочущий гнев, казалось, разорвет его на куски, если он не даст ему выхода.
В какой-то момент, он вдруг увидел себя со стороны. Зрелище было безобразным. Братья в монастыре, увидев его в таком состоянии, наложили бы строжайшую епитимью - эдак две-три недели непрерывного чтения молитв при самом строжайшем соблюдении поста.
Длинным вдохом набрав в легкие воздуха, Мард попытался восстановить пошатнувшееся душевное равновесие и, привычно воздев руки в молитвенном жесте, проникновенно произнес:

- Господи! Прости мне эту ярость и этот гнев и прости этой женщине непомерную гордыню, снедающую живьем ее душу, ибо нет несчастнее того, кто ослеплен гневом и нет безумнее того, кто ослеплен гордыней.

В его словах было столько смирения и веры, которые Мард, по всей видимости, приобрел в монастыре, что Тэсс почувствовала угрызения совести. Что-то тронуло ее заиндевевшее сердце. Крупная, как драгоценный бриллиант слеза выкатилась из раскрытых ее глаз и, оставив на щеке тоненький след, упала на обнаженное плечо.

- Господи! - Продолжал Мард, так же проникновенно, - Ниспошли нам силы и терпения, дабы мы смогли закончить то, что не нами было начато…

Мард повернулся к Тэсс и, если бы слезы не застилали ей глаза, она увидела бы в его взгляде свет, идущий из самой глубины, успокаивающий и исцеляющий …
Он подошел к ней и помог ей встать, поднял упавший при этом плед, бережно укутал ее и долго гладил ее по спине, пока она, прижавшись к его груди, рыдала, выплакивая накопившиеся за столько лет слезы.

- Плачь, плачь родная! Плачь дитя небес. Слезы твои – алмазы кристального сердца. Да очистится многострадальная душа твоя.


Когда Тэсс немного успокоилась, Мард помог ей облачиться в приготовленную рубаху. Затем вновь усадил ее в кресло-качалку и, придвинув его поближе к камину, заботливо укутал пледом ноги.


- А ты изменился, – спустя некоторое время, произнесла Тэсс, задумчиво глядя на игру огня в камине. Она уже успокоилась и неспешно покачивалась теперь в кресле-качалке, такая домашняя, такая желанная…
- Все меняется…
Мард заварил для нее чай из трав, добавив в кружку несколько капель все того же монастырского бальзама, и Тэсс, удерживая чашку с чаем обеими руками, ощущала, как тепло через ладони входит в нее, согревая и успокаивая. Несмотря на то, что Тэсс уже вполне пришла в себя, она по-прежнему выглядела уставшей и измученной. Не то, что разговор - каждый вдох, казалось, дается ей с трудом.

- Я не знаю, как жить дальше, - наконец произнесла она с усилием, - Ради чего?
У меня не осталось больше желаний…
Когда-то я хотела стать художницей… Хотела создавать нечто прекрасное… Но это съедает меня, съедает мой мозг, мою душу. Я становлюсь одержимой, когда берусь за кисти…
Ты знаешь, я ведь чуть было не сошла с ума.
- Я все про тебя знаю. Даже то, чего не знаешь про себя ты сама. – Мард произнес это так просто и обыденно, как будто и в самом деле все знал про нее, как будто и не было долгих лет разлуки.
- Что ты можешь знать?! Ты! Зарывшийся в монашескую рясу, как червяк в листья бересклета! – Тэсс произнесла это так тихо и отчетливо, как будто вонзила шпагу по самую рукоятку куда-то под ребро. Желчь, разъедавшая ее изнутри, искала выхода и стремилась вылиться наружу, ибо Тэсс уже захлебывалась ею.
Мард был готов поклясться, что в эти минуты она его ненавидела. Но Мард так же осознавал, что даже эта ее ненависть все же лучше, чем полное безразличие или отсутствие каких либо чувств. Гнев, рожденный этой ненавистью, был началом той самой энергии инстинкта самосохранения, которая поднимается из недр подсознания, подобно вулканической лаве, чтобы выбросить на поверхность все то, что веками копилось в глубине.
Мард слишком хорошо знал, что порой, лишь только эта энергия и может вывести из состояния депрессии и полного нежелания жить… Он сам когда-то прошел через это, и может быть поэтому, никак не отреагировал на ее сарказм.
Он поднял с пола бутылку с коньяком, поднялся со своего места и, отыскав среди утвари стеклянный бокал, налил в него немного «живительной влаги» и поднес Тэсс:

- Выпей, это ободрит тебя и приведет в чувство.

Тэсс молча приняла бокал, привычно посмотрела через него на огонь, но тут же лицо ее исказилось болезненной гримасой.

- Похоже на кровь…- наконец выдавила она из себя, порываясь выплеснуть содержимое бокала прямо в камин, но Мард перехватил ее руку и крепко сжал. Он медленно, не выпуская ее руки с бокалом из своей, опустился перед ней на колени и посмотрел ей в глаза снизу вверх. Веки ее дрогнули, и она отвернулась, стараясь удержать слезы внутри. Тыльной стороной второй ладони Мард погладил ее по щеке, едва касаясь, нежно-нежно, отчего у Тэсс снова защемило в груди.

- Это пройдет, - по-прежнему глядя ей в глаза снизу вверх, тихо произнес Мард, - Все проходит. Главное – ты здесь. Теперь все будет по-другому. Мне нужно о многом с тобой поговорить, многое тебе рассказать… Но сначала – выпей, это снимет напряжение и придаст тебе сил.

Тэсс пригубила, поморщилась слегка, но вдруг почувствовала, как обжигающий огонь пробежал по кровеносным сосудам. Она отпила еще, и еще… Пока в бокале не осталось ни капли.
Все это время Мард молча наблюдал, стараясь не выказать даже своего присутствия. От него не ускользнуло, что глаза Тэсс заблестели, на щеках появился легкий румянец, а на висках – капельки влаги. Еще через некоторое время она откинулась на спинку кресла и заговорила как будто сама с собой.
- Это невозможно… Немыслимо… Нереально…
- Что? – Тихо, стараясь не прервать цепь рассуждений, попытался уточнить Мард.
- Невозможно изобразить целое, не отказавшись от варварского отсечения частного, того, что кажется ненужным, лишним, неуместным…
Камень более целостен, чем скульптура, высеченная из него. Однако скульптура вызывает восхищение многих поколений, а камень остается камнем, хотя в нем, быть может, заключены самые потрясающие формы… причем одновременно. Скульптор же, вычленяя ту или иную форму, разрушает естественную гармонию живого камня, да еще гордится этим! То же самое художники, архитекторы, дизайнеры и ваятели искусственных ландшафтов…
«Искусство»... Искус, укус, уксус... Боже!!! Что мы творим?!
Мы приспосабливаем живую, чувствующую материю для своих нужд, не особенно обременяя себя мыслями – а хочет ли она, материя, этого?
Рассекая, вытачивая, вычленяя… мы неизбежно разрушаем целостность природы.
Никакие оправдания не идут в счет. Это – слабое утешение.
Творчество, во всяком случае, то, что мы называем творчеством, хотим мы того, или не хотим, убивает целостность… дифференцирует ее.
Но мир невозможно воспринимать по частям. Он целый! Понимаешь? ЦЕЛЫЙ!!!

Глаза Тэсс разгорелись, как угли в камине, но Мард не останавливал ее, ей просто необходимо было выговориться.

- Человек убог! Понимаешь ты, духовный просветитель!
Он приручает кошек, собак и истребляет мух, комаров и тараканов… Он строит себе усадьбу в благословенном месте на природе, разбивает газончики, парки, клумбы…и беспощадно вырубает леса для постройки своего дома.
Друиды для постройки своих хижин осторожно, веточка к веточке соединяли кроны деревьев, чтобы жить в живых домах, не нарушая естественного хода вещей.
А мы? Мы выдаем любовь к своему мирку за любовь к Природе!!!
Неужели человек – Божье создание?
Целое всегда более живое, чем часть, более жизнеспособное, чем расчлененное и разложенное по полочкам.
Парадокс заключается в том, что ЦЕЛОЕ всегда останется ЦЕЛЫМ. И какой бы ущерб мы сами себе не наносили, по сравнению с ЦЕЛЫМ эта наша устремленность к эволюции останется не более чем мышиной возней.
Творчество в том понимании, в котором это слово используют сейчас – это путь ОГРАНИЧЕННОГО ВОСПРИЯТИЯ МИРА!
Мыслетворчество – не исключение.
Но, такова Вселенная!
«Я отделил себя от себя, чтобы познать себя!» - говорит Бог. И мы – лишь исполнители Его воли. Заложники Его идеи, какой бы абсурдной она нам не казалась! – Тэсс вошла в раж. Она, как безумная, все говорила и говорила, доказывая кому-то то, что давно уже не требовало доказательств.

- Даже атеист, отвергающий Божественную Волю, ее раб, еще более ограниченный, чем религиозный фанатик, ибо он вынужден отрицать то, что создало его, а значит – отрицать самого себя.
«Ты не мать мне!»- кричит капризный ребенок, отрицая саму возможность своего существования.
«Ты не Бог мне!» - кричит человек, как неразумное дитя, не понимая, что несправедливость порождена не Богом, а неразумностью и ограниченностью человека. – Тэсс замолчала, как будто выдохлась.

Мард поднялся и положил свою руку ей на лоб, Тэсс машинально прикрыла глаза. Постепенно ее дыхание стало ровным, и только по быстрому движению глаз под закрытыми веками можно было догадаться, что она все еще находится в чувственных переживаниях.

- Как же исстрадалась душа твоя!
…Бог сказал: «Я отделил себя от себя, чтобы полюбить себя»… - Прошептал чуть слышно Мард, наклонившись к самому лицу Тэсс. – В этом – вся разница. Бог любит нас и хочет только одного, чтобы и мы полюбили себя. Ибо, как мы можем любить других, как мы можем любить мир, который Бог для нас создал и как мы можем любить Его самого, если к себе испытываем совсем иные чувства? Рай и ад существуют лишь в нашей душе. Не истязай себя и не суди… Бог не судит и даже не долготерпит… Бог любит…

Тэсс успокоилась, как будто услышала именно то, что хотела услышать.
«Да, наверное, ты прав, безумный отшельник, - подумала она про себя. – А впрочем, из нас двоих, кто сейчас безумнее?» Однако переварить все то, что только что произнес Мард, было не так-то просто…

- Как ты жил все это время? – Спросила, наконец, Тэсс.
- Как жил? – Мард подошел к камину и разгреб угли тонким железным прутом. Затем подбросил в камин несколько поленьев, отчего огонь сразу же вспыхнул и весело заиграл ярко-желтыми язычками пламени…

Он долго молчал, и в самом деле не зная, с чего начать.

После того, как Тэсс исчезла из его жизни так же внезапно, как появилась, он долго не мог прийти в себя. Разрушительный уранический вихрь опрокинул его надежды, смял, перетасовал по-своему его карты, планы и намеренья… Рушилось все, к чему он с таким упорством шел много лет… До сих пор Мард так и не смог понять, где допустил тогда ошибку…

- Понимаешь, - Мард медлил, подбирая нужные слова, - слишком многое было поставлено на карту. Я не знал наверняка, но чувствовал, что именно ты должна соединить воедино разорванные звенья. Это знание необъяснимо, это просто чувствуешь внутри… Ведь именно благодаря этому внутреннему знанию, увидев тебя впервые я понял, что нашел того, кого ждал девять лет! Девять лет… Ты представить себе не можешь, какая это мука…
А ты … просто… росла.

Мард улыбнулся, впервые осознав то, что только что проговорил. И как это раньше ему не приходило в голову? Ведь, когда он впервые увидел Тэсс в своем видении, ей реально было не больше пяти лет! Она физически не могла появиться раньше…
«Вот старый дурак!» – в который раз за этот длинный вечер обругал он самого себя.

- И ты…
- После того, как ты ушла, я отчаялся. Ты помнишь, я некоторое время искал с тобою встреч, надеясь исправить положение… Но ты ускользала, как сон на рассвете. И…я не нашел ничего лучше, как отправиться в скитания… Я, как безумный бродил по лесам, нигде не находя покоя. Я наверное умер бы где-нибудь под колодой сгнившего дерева, если бы меня не подобрали монахи… Очнувшись в монастыре, я понял, что попал туда, куда мне было просто необходимо попасть – судьба сама привела меня в нужное место. Мне многое нужно было переосмыслить, понять, многое исправить в себе, очистить душу от всякой шелухи…

- А как же здесь? Как удалось сохранить все в том же самом виде?
- Это – загадка даже для меня… - Мард снова улыбнулся, и черты его лица смягчились. - Наверное, это моя воля и мое желание оставить здесь все как было, не позволило иным силам вмешаться… Храм был заперт и спокойно ждал все эти годы… И внешние причины нашлись… Впрочем, все это неважно. Важно то, что ты – здесь.
- И что теперь со всем этим нам делать? – Тэсс, как всегда обозначила самую главную проблему.

Мард как-то не задумывался, что он будет делать дальше. Все его силы были направлены на то, чтобы убедить Тэсс остаться, не исчезать ...
Чтобы скрыть свое замешательство, он вытряхнул в камин остатки табака из потухшей трубки, тщательно ее прочистил, потом достал мешочек с другим сбором и принялся снова ее набивать. Невольно он вспомнил видение, в которое ему удалось погрузиться, пока Тэсс спала… Да, по всей видимости у него был большой опыт прошлых жизней, он даже не сомневался в том, что шаман Торо и он сам – одно и то же лицо… Когда трубка задымила, а сладковато-горький дым распространился по комнате, Тэсс вдруг неожиданно попросила:
- Можно мне попробовать?
- Что попробовать? – не понял Мард.
- Трубку… Я никогда не пробовала, но мне кажется, что у меня должно получиться.
- Хм-м… Ну, что ж… - Мард никак не выказал своего удивления, - это несложно. Только трубку я тебе дам другую… и табак…

Он встал, снова подошел к своему заветному сундуку и откинул массивную крышку, не переставая время от времени, затягиваться и пускать дым. Тэсс в который раз удивилась той неспешности, которая преобладала в движениях Марда, наверное, это годы, проведенные в монастыре так подействовали на его натуру, прежде такую импульсивную и нетерпеливую.
Мард достал шкатулку, в которой хранилось несколько трубок из разных пород дерева, разной конфигурации, длины и формы – на все случаи жизни. Из всех он выбрал для Тэсс вишневую, с длинным и тонким мундштуком. Он тщательно обтер ее, подул во все отверстия, прочищая от пыли и случайных соринок, и протянул Тэсс. Из табаков Мард выбрал сбор из цветов и листьев той же вишни, сандалового дерева и розмарина, объясняя попутно:

- Вишня – дерево Жизни, Дерево Вышнего Бога, его цветы и листья помогут твоему духу в продолжение всего процесса воскуривания находиться в соединении с Высшими Божественными силами, дабы не потеряться в многочисленных пространствах тонкого мира, сандал выведет на правильный путь следования своему предназначению, а розмарин даст приятные ощущения телу.

Он достал щепотку сбора и, привычно растирая листья между пальцами, протянул Тэсс, чтобы она насладилась его ароматом.

- Набивать трубку будешь сама, - Сказал он, сбросив щепоть обратно в мешочек. – Усаживайся поудобней и смотри. Попробуй уловить самую суть того, что буду делать я, не внешнюю форму, а то, что стоит за всеми формами – некий танец воссоединения с тонкими планами. Производя своим дыханием процесс трансформации материи, в данном случае - табака, в аморфную и подвижную субстанцию дыма, тем самым мы сообщаем своему духу намерение также совершить подобную трансформацию сознания и восприятия…

Объясняя, Мард принялся набивать уже третью за сегодняшний вечер трубку. Такая ударная доза могла плохо сказаться на его состоянии, но он чувствовал, что именно сейчас, возможно их с Тэсс объединение.
Тэсс внимательно следила за его движениями, стараясь повторять их в точности. Когда из ее трубки поднялась первая струйка дыма, она блаженно закрыла глаза и как будто погрузилась в транс. Мард продолжал наблюдать за ней и не мог удержаться от ощущения, что Тэсс ведет себя так, как будто всю жизнь только и занималась тем, что раскуривала трубку. Сам он учился этому у одного старого монаха в монастыре и, надо сказать, что у него стало получаться далеко не сразу.

Когда Тэсс приоткрыла глаза, Мард отметил, что состояние ее можно было назвать каким угодно, только не угнетенным.

- Послушай, - проговорила она, наконец, вынув трубку изо рта, - удивительное состояние. Такая ясность мысли и при этом – абсолютная расслабленность тела.

- Попробуй ничего не говорить, погрузись в созерцание своих собственных мыслей. Очень скоро ты почувствуешь, как мысли начинают останавливаться. Когда они совсем исчезнут, продолжай наблюдать, возможно, в этот момент ты сможешь увидеть иную реальность – не пугайся, постарайся запомнить все до мельчайших подробностей…

Taya-ti
Воин
Сообщения: 4409
Зарегистрирован: 03 дек 2006, 00:20
Поблагодарили: 1 раз

Сообщение Taya-ti » 19 фев 2008, 18:43

***


Луна набрала полную силу и висела над долиной огромным оранжево-красным шаром.
Дарея разулась, накинула покрывало на плечи и, не раздумывая ни одного мгновения, отправилась в путь.
Она шла босая, как и велел Торо, постепенно привыкая к прохладной земле. Поначалу ногам было колко, каждый острый камушек, впивающийся в нежную кожу стоп, вызывал болезненные ощущения, но кожа вскоре привыкла, и она уже почти не замечала никаких неровностей на поверхности земли. Ноги, как будто, и в самом деле сами выбирали, куда наступить в темноте.
Дарея спешила. Она никогда не была в Южном лесу, но по слухам знала, что до него не близко.
Время от времени она поднимала глаза к небу, и тогда ей казалось, что звезды смотрят на нее по-особенному – как будто ярче, ей даже показалось, что они улыбаются …
Несмотря на долгий путь, Дарея ощущала себя бесконечно счастливой - так близко было исполнение ее тайного желания.
Наконец вдали показалась опушка Южного леса. Чем ближе подходила Дарея к нему, тем более темным и заколдованным он ей казался. Ее сердечко забилось учащенно, но не от страха, а от какого-то предчувствия…
Тропинка плутала, но ноги несли Дарею почти напрямик, через заросли, ручьи и поросшие редколесьем отроги.
Наконец она вышла на крутой берег с осыпающимися песчаными склонами. Прямо перед ней расстилалась почти зеркальная водная гладь. Это, по всей видимости, и было Соленое озеро.
Дарея, конечно, никогда не была здесь раньше. Да и никто из девушек не решился бы уйти так далеко от деревни. Только мужчины иногда охотились в этих лесах, но они никогда не рассказывали своим женам о том, что видели здесь.
Дарея спустилась, утопая по щиколотку в прохладном и влажном от ночной росы песке. Однако вскоре ее ноги почувствовали другую почву, а кожа соприкоснулась с луговой и нежной зеленью.
Травы стояли высокие – некоторые могли даже скрыть с головой. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, она сняла с себя длинную рубаху и, нагая, опустилась в манящую их прохладу. Капли росы дождем обрушились на ее дрожащее тело, но Дарея не чувствовала холода, напротив, она вся горела внутренним огнем. Гибкими, как ветви ивы руками, она гладила высокие стебли трав, наклоняя их к себе, и те делились с ней каплями росы, как драгоценными сокровищами, прикасались к ее коже, лаская своими нежными прикосновениями.
Розовый туман застилал глаза Дареи, она не знала, что происходит, но наслаждалась этими мгновениями… Поверхностью кожи она чувствовала озноб, а внутри нее разливался жар, но это был не обжигающий жар, это было пламя неутоленного желания, которое охватывало все ее существо, как языки огня охватывают поленья в очаге…
Она перевернулась на живот, теснее прижимаясь к траве и почувствовала под собой землю, ощутила ее всем своим существом. И тут внутри нее как будто что-то проснулось, зашевелилось, как дитя… Это нечто, ожившее в ней, было как живое самостоятельное существо. Оно пульсировало, билось внутри нее, усиливая желание, оно существовало в ней, в ее теле и в то же время, жило своей жизнью. Оно трепетало и пело, как трепещут и поют стенки колокольчиков, стоит лишь задеть их случайно. Оно принадлежало и не принадлежало ей, слушалось и не слушалось…Скорее даже не оно принадлежало ей, а она, Дарея принадлежала тому, что просыпалось в ней сейчас.
Дарея поднялась, опираясь на руки и покачиваясь. Не в силах оторвать от земли ладони и колени, она опустилась на пятки, а через мгновение какая-то сила заставила ее выпрямиться, оторвав, наконец, руки от земли и запрокинув голову. Дарея положила горячие и влажные ладони на живот и, через некоторое время, почувствовала, как из них полилось умиротворяющее тепло в глубину ее трепещущего тела.
Охваченная сладкой истомой, Дарея погрузилась в переживание новых, доселе неведомых ощущений. Она почувствовала, что все окружающее пространство как-то связано с ней и с ее состоянием, что оно наполнено пониманием того, что с ней происходит.
Дарея прикасалась руками к тонким стеблям трав, камням, влажному песку, как живым существам, готовым поделиться с ней своей любовью и нежностью…
Когда Дарея пришла в себя и открыла глаза, сквозь розовую пелену прямо перед собой на небольшом кустарнике она увидела цветы небывалой красоты. Они были еще в бутонах, но лепестки их уже приоткрывались, и от них во все стороны распространялось едва видимое свечение. Чтобы разглядеть это чудо поближе, Дарея нагнулась к одному из них - тот распускался прямо на глазах, и у нее закружилась голова от благоухающего аромата. Цветок, на который она смотрела, как будто просился в ее руки, все больше и больше раскрываясь ей навстречу…
- Ты тоже полон любви? – Спросила Дарея, обращаясь к нему, как к живому, и тот, и в самом деле, как чувствующее существо, закачался, затрепетал, еще сильнее источая аромат. Дарея ощутила, как ее сердце, так же как этот цветок, раскрывается все больше и больше, переполняется любовью и нежностью, как это чувство вбирает в себя все окружающее пространство, приподнимает ее над землей, и душа, подобно птице, уносится ввысь, …
Как раз в тот момент, когда цветок полностью раскрыл свои лепестки, Дарея осторожно отделила его от основного стебля и поднесла к лицу, вдыхая аромат. Внутри него алым цветом горела сердцевина.
Коснувшись губами нежных бархатистых лепестков, Дарея ощутила немного терпкий, но пряный вкус…Неожиданно на стеблях этого удивительного растения обнаружились маленькие острые шипы, которыми Дарея поранила себе губы, отчего к вкусу и аромату цветов добавился привкус ее собственной крови. Это нисколько не огорчило Дарею, наоборот, боль была желанной и сладостной. Дарея вспомнила вдруг слова своей матери о том, что любовь и боль всегда рядом… Так и запечатлелся в памяти Дареи этот образ – любовь, приносящая величайшее наслаждение и боль, чувство, такое желанное и такое острое, как привкус крови на губах…
Все более и более хмелея от нежного, но в большом количестве – пьянящего аромата невиданных доселе цветов, Дарея начала плести из них венок, вплетая в него вместе с цветами свои заветные мечты и желания. Напевая тихую песню без слов, она думала только о том, что сегодня либо войдет в шатер Айриса и станет его возлюбленной, либо вернется к этому самому озеру, чтобы проститься с жизнью.

Сколько прошло времени? Небосвод над озером неуклонно светлел, возвещая о скором наступлении дня. Розовые блики плыли по лазурной воде, которая была погружена в туман, как в испарину, как в дымок над очагом.
Венок был готов. Дарея распустила тугие косы, надела венок на голову и, не одеваясь, пошла к воде. Она никогда прежде не купалась в озере. Река, протекающая вдоль ущелья, рядом с их деревней, несла совсем другие воды - холодные и бурные, купание в них было опасно.
Здесь же вода как будто манила ее, ласкала, заигрывала, теплые волны ласково плескались ей навстречу, омывая стопы.
Медленно входила она в воду, пропитываясь, как губка этой ласковой водой, ее спокойствием и текучестью.
Оранжевые и зеленые водоросли льнули, ласкаясь к ее ногам, ничуть не пугаясь, вокруг сновали мелкие рыбешки, едва касаясь поверхности кожи своими прохладными серебристыми боками, ступни погружались в мелкий песок, который тут же просачивался между пальцами, обволакивал, увлекался шлейфом вслед за ее продвижением вглубь …
Зайдя в воду по плечи, Дарея оторвалась от дна и, удивляясь самой себе, поплыла как лилия, удерживая себя на поверхности… Ее волосы распластались по воде, а тело, все охваченное водой, чувствовало гибкость, невероятную свободу и блаженство. Даже мысли об Айрисе на время покинули ее. Она смотрела вперед, радуясь тому, как золотятся солнечные лучи на поверхности воды, собираясь в маленьких волнах, как в лунках в целые озера солнечного света, как над озером неуклонно и незыблемо поднимается огненный шар - Златоокий Эро, протягивающий ко всему живому свои жаркие лучи-руки…
Нарушая тишину лишь мягкими всплесками волн, Дарея медленно, плыла по солнечной дорожке навстречу рассвету, и ничто не тревожило ее умиротворенного состояния.

Когда она вернулась в становище, был уже вечер следующего дня. Подготовка к празднику шла полным ходом. Ее мать с ног сбилась, разыскивая дочь, а когда, наконец, Дарея показалась на глаза, та с удивлением и тревогой отметила произошедшие в дочери перемены, хотя было непонятно, в чем они заключались. Внешне Дарея выглядела спокойной, но была в ней какая-то тайна, которая, как любая тайна одновременно и пугала и манила.
Не говоря ни слова, Дарея достала венчальное покрывало, расчесала и заплела в косы свои чудесные волосы, надела праздничную рубаху, так же, как и покрывало, расшитую узорами. Перехватив талию тонким поясом из кожаных ремешков и оплетенных искусно самоцветов, она на шею надела бусы из таких же оплетенных кожей самоцветов, и нитку с нанизанными на нее высушенными ягодами терновника.
Со значением и достоинством поверх расшитого узорами венчального покрывала Дарея надела венок, который сплела ночью.
Теперь она была готова к празднику. Она вошла к матери и смиренно попросила ее благословения.
Та, утирая слезы краешком платка, по обычаю гуров, прижалась щекой к щеке, потом с другой стороны, потом прижала голову Дареи к своей груди и поцеловала ее в темя, прямо через венок, удивившись запаху, который источали невиданные цветы.

- Где ты нашла такие чудные цветы? – спросила мать.
- Матушка, не спрашивай… Я выбрала свою судьбу.

Мать снова взглянула на дочь внимательно – уж не заболела ли?
Но никаких признаков болезни не нашла… Что ж, в такой день не мудрено.
- Ступай! Уже все собрались на большой поляне.

Taya-ti
Воин
Сообщения: 4409
Зарегистрирован: 03 дек 2006, 00:20
Поблагодарили: 1 раз

Сообщение Taya-ti » 19 фев 2008, 19:03

Глава 6

Тайя


Мард открыл глаза, приходя в обычное состояние, и тут же встретился глазами с Тэсс. По всей видимости, она открыла глаза всего лишь на мгновенье раньше – взгляд ее был рассеян, глаза казались, как будто провалившимися внутрь.

- Тэсс, ты в порядке? – В голосе Марда слышалась неподдельная тревога.
- Что это было?
- Что ты имеешь в виду?
- Брось, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. - Тэсс вопросительно смотрела на Марда, а тот в свою очередь никак не мог прийти в себя. Похоже, видение было общим. Наконец он заговорил.

- Если ты видела то же, что и я, то единственное, что я могу сказать – это похоже на вспоминание о прошлой жизни, так называемая реинкарнация. Такие воспоминания не приходят просто из воображения. Признаться, я никогда не верил в нечто подобное. Во всяком случае, до сих пор не верил… Мне всегда была ближе идея, что люди выдают желаемое за действительное, а их, так называемые «воспоминания о прошлой жизни», или даже, о нескольких «прошлых жизнях» – всего лишь попытки сознания извлечь из общечеловеческого информационного поля те комбинации предполагаемых событий, опыт которых личность хотела бы получить… Но … то, что мне удалось самому испытать… совершенно не похоже на переживание воображаемых событий. Это похоже на мои прорицания, только… гораздо глубже… То, что раньше приходило в виде информации, теперь, могу поклясться – более чем реальный опыт…

- Сверим факты? - Мард был поражен этой холодной рациональностью Тэсс. Сам он пребывал в таком эмоциональном возбуждении, что с трудом мог подбирать слова, чтобы описать то, что чувствовал.
И все же, он не мог не согласиться, что Тэсс была права - чтобы разобраться насколько их индивидуальное восприятие того, что они видели, совпадает, необходимо было именно «сверить факты».

- Я как будто присутствовал в древнем поселении людей, напоминающих индейцев… может быть - майя…
- Да-да… Кожа у них была смуглая, хотя я не стала бы их называть «краснокожими»
- Я ощущал себя в теле шамана… Его называли в племени Торо… Странное имя. Одри ба зиар!
- Как ты сказал?
- Что сказал?
- Ты только что произнес фразу на непонятном языке… Откуда ты ее знаешь?
- Возможно это язык тех, в племени которых я побывал?
- Нет-нет, ты не понимаешь… В видении ты просто мыслишь, а кажется, будто говоришь… Но… то, что ты произнес, это действительно язык. Ты сказал: «Одри ба зиар…» Так говорил Элио. Но откуда ты это узнал?
- Кто такой Элио?

Тэсс взглянула на Марда как-то странно, не говоря ни слова, отвернулась и некоторое время молча смотрела на огонь. Мард не решался спрашивать ее о чем либо, предоставляя ей самой сделать свой выбор. Он вернулся в свое кресло и привычно потянулся к мешочку с табаком. Однако трубку доставать не стал, только понюхал щепотку табака и бросил ее обратно в мешочек.
Тэсс, наконец, повернула к нему лицо – и Мард снова был потрясен – от прежней деловитости не осталось и следа. Лицо Тэсс было каким-то мечтательным, романтичным и… прекрасным, что он невольно залюбовался. Сейчас она была снова похожа на ту Тэсс, которую много лет назад он встретил в аэропорту.

- Помнишь, тогда на крыше? Ты очень хотел узнать, что тогда произошло… Тогда я впервые соприкоснулась с видением, подобным сегодняшнему. Но только… Это никак не было связано с прошлой жизнью. И вообще, я до сих пор не могу понять, что это было. Как будто даже не на Земле, а на какой-то другой планете…

Тэсс рассказывала о своем видении на колокольне, а Мард, на удивление четко и ясно представлял все о чем она рассказывала, как будто присутствовал там незримо… Это было удивительно и восхитительно! Он чувствовал прохладный ветерок, и нежаркое солнце, видел ослепительную белизну горных пиков и вдыхал свежесть, как будто стоял рядом с Тэсс, так, что мог слышать ее дыхание…

- А потом, - лицо Тэсс угасло, - потом было подобное видение в больнице… Тогда я впервые увидела Элио…

- Подожди! – Мард заволновался, потому что почувствовал, что «включается»… Так же, как бывало раньше, когда «шли» прорицания. - Подожди… Я попробую его описать, а ты скажешь, в точности ли он такой, каким я его вижу … У него светло-русые волосы, голубые глаза, европейский… нет, даже, скорее арийский профиль… Он в странной одежде – что-то вроде греческой туники…

- Это – хитон, - перебила Тэсс.

- …Серебристо-белого цвета. На голове венец из металла такого же цвета… А в центре - восьмиконечная звезда… Такая странная, больше похожа на узор из двух крестов, наложенных один на другой… Это напоминает мне один символ… Боже! Неужели – Гиперборея? Но, это же миф!

- Это не Гиперборея. Оставь эти свои штучки – искать рациональное объяснение всему и вся! Есть вещи, которые объяснить невозможно. Ты произнес «Одри ба зиар!» То же самое говорил мне Элио, и когда он это говорил, именно – говорил, а не передавал мысленно, я знала, что это означает! И я знала, что это и есть мой родной язык!

- Может быть, это что-то из будущего?
- Не думаю… Ты говорил, что все обо мне знаешь, даже то, чего не знаю я… А о себе ты все знаешь?


***

Айрис был потрясен. Он даже не мог себе представить, что его жена, его любимая и непостижимая Дарея, пошла на такие жертвы, чтобы быть вместе с ним. Он не понимал ее и, оказалось, за годы совместной жизни так и не смог понять ... Он совершенно не представлял, что теперь со всем этим делать.
Когда Дарея рассказала ему обо всем, он не испытал облегчения. Было ясно, что эта женщина любит его больше жизни, что она пожертвовала всем, ради того, чтобы быть с ним, но… Это никак не решало его собственную проблему.
Айрис встал с ложа. В голове шумело от избытка выпитого хмеля, но мысли, на удивление были ясными.

- Я ухожу на большую охоту. Торо сказал мне, что я найду ответ на Соленом озере. Я не виню тебя ни в чем. Отложим этот разговор до той поры, пока я не вернусь…

Он вынул из ножен короткий меч, осмотрел его в неярком свете пылающего в очаге огня, коснулся лезвием щеки, проверяя, хорошо ли он отточен. В основание его, у самой ручки, темнело изображение Ясноокого Ора - священной птицы гуров. Айрис, благоговейно держа меч обеими руками, с достоинством прикоснулся губами к священному символу, затем приложился лбом, ощутив кожей приятную прохладу…Так же степенно, с достоинством вложил его обратно в ножны. С этого момента его перестали волновать житейские заботы, все внимание его теперь было обращено к предстоящей охоте, Дарея исчезла из его мыслей.
Не говоря больше ни слова, Айрис вышел из шатра.
Утро уже окрасило склоны стекающих в долину отрогов в золотисто розовые тона. Это время было самым таинственным, и Айрис знал от прежнего вождя – кто пропустит это мгновение, тому никогда не улыбнется удача на охоте.
Как и прежний вождь, вручивший однажды ему Священное Копье, Айрис каждый свой рассвет встречал как первый и последний в жизни, совершая ритуальное восхождение на Священную гору.
По древнему обычаю вождь возносил на Священную гору, дабы боги могли узреть славу сынов своих, свидетельства самых лучших трофеев, какие только могли предоставить охотники его племени.
На этот раз Айрис прицепил к поясу рог тура, добытого накануне высоко в горах, на копье нанизал хвост желтого дикки, украсив острие кисточкой от уха дикой ламы… Это была хорошая добыча, которую не стыдно было показать богам.
Нынче охотникам предстоял неблизкий и небезопасный путь - путешествие в Южный лес. Следовало заручиться поддержкой богов. Размышляя об этом, Айрис вновь подивился непостижимой смелости Дареи, которая отправилась в Южный лес одна, ведомая лишь своим желанием…
У подножия Священной горы, начиная свое ритуальное восхождение, Айрис запел песню Воинов.
Эта песнь повествовала о том, как племя гуров появилось на Земле.

Владыка Небес – Златоокий Эро, освещая Землю своими светоносными лучами, узрел красоту ее и восхитился. Сам Эро был столь велик, что Мать-Земля, Благословенная Лила, не смогла бы удержать его на своей поверхности. Поэтому Эро уплотнил Сущность свою до размеров горы, подобно тому, как уплотняется любое растение до размеров плода своего. Там, внутри этой Священной горы и была заключена частичка Его сердца в виде золотого слитка. Мать-Земля, жарким огнем своим растопила слиток, и золото проникло в недра ее, соединив тем самым сердце Матери-Земли с сердцем Златоокого Эро. От этого союза был рожден Оракул, по поверьям гуров и ныне обитающий внутри Священной горы. Он взял жену себе из дочерей Лилы. Так образовалось племя гуров… И с тех пор, вожди племени всегда поднимались на священную гору, чтобы поведать Оракулу о своих достижениях и воссоединиться с ним, а через него – с самим Златооким Эро…

Не прерывая пения во славу богов и восхождения по знакомой тропе, Айрис позволил мыслям своим, незаметно для него самого, вновь вернуться к той проблеме, с которой он накануне вечером вошел в пещеру Торо.

Когда в семье горцев рождался сын, это означало, что на землю пришел потомок Златоокого Эро, когда рождалась дочь – это означало, что сама Мать-Земля, Божественная Лила дала жизнь одной из дочерей своих, чтобы они продолжали род потомков Эро.
Для мужчин их племени появление сына было радостью и честью – так настоящий кун - воин и охотник, исполнял свой долг перед Прародителем своим, продолжая род Его на Земле. Так росло Воинство Отца Небесного и приумножалась слава Его.
Он же, вождь племени, был лишен этой чести и этой радости…
Сегодня суждено ему попытать свое счастье. Торо сказал, что ему следует отправиться в Южный лес, что именно там найдет он ответы на свои вопросы…
«Что ж, посмотрим, что скажет Оракул!»

Незаметно для себя самого, Айрис оказался на вершине горы. Потрясенный, как всегда великолепием открывающейся взору картины, Айрис заставил замолчать голос размышлений внутри себя – наставал черед внимать голосу Ветра. Ветер был вестником богов. Голосом Ветра Оракул разговаривал с вождями племени гуров.
Если ветер был стремительным, как бег дикой ламы – значит, предстояла охота в долине, если ветер был тих и спокоен, следовало отправляться в Южный лес за желтыми дикки, если же ветер умолкал совсем – значит предоставлялась редкая возможность охотиться в горах на круторогих туров...
Айрис прислушался, обратив взор свой к розовеющему Востоку. Тишина стояла необыкновенная. Айрис мог бы подумать, что Торо ошибся, и Оракул предсказывает охоту в горах, но, поднимаясь на вершину горы каждое утро, несмотря ни на что – дождь, снег, сметающий все со своего пути ураган, Айрис знал – ничего нельзя сказать наверняка, пока не поднимется Эро. Все могло поменяться в одно мгновение. Поэтому он просто отдался созерцанию, превратившись в зрение, слух и осязание.
На востоке уже появились первые признаки того, что близится рассвет.
Пристально глядя в известную ему точку на линии горизонта, в которой, Айрис знал, должен был появиться Эро, он вдруг уловил боковым зрением движение, а вскоре увидел воочию птицу, распластавшую огромные крылья в планирующем полете. Это была священная птица гуров, которую они называли яснооким Ором. Ор устремился прямо в предрассветную даль и, как будто навеваемый его крыльями, тут же поднялся ветер. С первым лучом восходящего светила, Айрис понял – Торо не ошибся, не мог ошибиться. Голосом Ветра Златоокий Эро указывал охотникам путь к Соленому озеру.

* * *


Тайя сидела, уткнув, подбородок в колени. Суровый северный ветер пригибал деревья, и без того тонкие и невысокие, к изрезам прибрежных скал, сплошь поросших лишайником и мхом. В этом странном сочетании каменных плит, отполированных до глянцевого блеска и иссеченных, как будто изрубленных взмахами гигантского меча скалистых утесов, скрывалась непостижимая загадка севера, его непредсказуемость и двойственность, при всей кажущейся четкости и ясности форм.
Где-то вдалеке, там, где взъерошенная ветром поверхность моря сливалась с небом, медленно, но неудержимо высвечивалась тоненькая серебристая полоска. Это было хорошим знаком – возможно, скоро небо разъяснится, и Тайя сможет продолжить свой путь.
Казалось, прошла целая вечность с тех пор как мир, в котором до сих пор жила Тайя, так внезапно и так неотвратимо был разрушен, исчез с лица земли в буквальном смысле этого слова. Если бы Тайя была постарше, ей долго еще могло казаться все произошедшее кошмарным сном, который рано или поздно должен кончиться. Но Тайя еще не была очарована обусловленностью мира взрослых, когда утрачивается непосредственное восприятие жизни, а взамен приобретается привычка изо всех сил сохранить свое собственное представление о реальности, отметающее все, что не вписывается в это представление. Поэтому все произошедшее она воспринимала, как единственно возможное, как судьбу…
И в этом было спасение. Вместо того, чтобы тратить силы и энергию на сожаления и отчаянье, Тайя пребывала в состоянии полной отрешенности, предоставляя событиям проистекать естественным образом.
Серая неприветливая волна, настойчиво облизывала плоскую каменную плиту, на которой сидела Тайя, погруженная в свои невеселые думы. Ветер стихал и море, успокаиваясь, выплескивало на берег пену и муть, поднятую со дна штормом.
Тайя думала лишь об одном - почему ей, дочери бесстрашных бореев, потомков Ноона, пришлось, как прокаженной бежать неведомо куда, в то время, как остальные достойно приняли смерть? Почему Ноон не захотел принять и ее в свою обитель?
Бореи смерти не боялись. Они знали, что со смертью бренного тела жизнь не кончается, а переходит в совершенно иное качество, и Тайя знала об этом гораздо больше остальных, поскольку была посвящена в знания предков.
Еще в пятилетнем возрасте ее среди других детей отобрал седой Маал – старейший из мудрецов племени. Он увел Тайю в свою пещеру для передачи знаний.
Тайя никогда и никому не рассказывала, что там происходило в течение семи лет, это было не принято. Да ее никто об этом и не спрашивал. Каждый в ее племени был ведом лишь своим внутренним голосом, заменяющим духовного наставника. Никто никого не учил, как жить, с самого детства. Дети до определенного возраста воспитывались бабками да няньками, обучающими их лишь основным житейским премудростям – как добыть пищу, как содержать в чистоте и здравии тело… Что же касается настоящей мудрости - о богах и звездах, о Человеке с большой буквы и о мироустройстве - то к этим знаниям ребенок должен был сам проявить интерес. И если интерес этот был достаточно устойчивым, то ребенка забирал к себе один из мудрецов.
Так Тайя попала к Маалу. Когда Тайя вернулась в деревню, она была уже вполне сформировавшейся девушкой. Ее называли вереей – целительницей. Она многое умела и многое могла - врачевать, принимать роды и воспитывать детей, предсказывать и даже немного изменять погоду…
Но Маал предупредил Тайю, когда она высказала свое желание вернуться в племя: «Некоторое время послужишь честно людям, давшим тебе жизнь и взрастившим тебя… Не будь слишком строга к несовершенству многих из твоих соплеменников – у каждого плода свой срок созревания. Однако будь милосердна и никогда не отказывай в помощи тем, кто искренне в этом нуждается.
Когда-нибудь и они окажут тебе неоценимую услугу. Грядут большие перемены. Но, что бы ни случилось, помни – тебе уготована иная жизнь, иная судьба. Слушай свое сердце, подчиняйся только тому великому и неизъяснимому, что ведет тебя на твоем пути»
И вот этот момент наступил. Но слишком тяжела была ноша, упавшая на ее еще почти детские плечи. Теперь Тайе казалось, что умереть, пожалуй, было бы не самым худшим… Остаться в одиночестве – вот испытание, которое ей предстоит пережить…


Внезапно в памяти Тайи вдруг возникло неясное воспоминание, как полузабытый сон.
Пещера Маала, дым благовоний и глухие голоса собравшихся в пещере волхвов. Она - на совете старейшин… По какой-то случайности, или (возможно ли такое?) забывчивости, Маал не отправил ее погулять, как делал это всякий раз, как только хотя бы один из старейшин появлялся в пещере… Тайя в затруднительном положении – с одной стороны, она должна напомнить Маалу о своем присутствии, а с другой – не смеет проронить ни слова… Совет уже начался и прерывать говорящих немыслимо…Тайя не поднимает глаз, поэтому не может видеть лиц, лишь волнующиеся края одежды, посохи, да ноги старцев, обутые в сандалии странников…
Пещера наполняется благовониями, и у Тайи все плывет перед глазами… Она вот-вот потеряет сознание - наверное, на этот раз использовались какие-то совершенно незнакомые ей травы, усыпляющие или вводящие в запредельное состояние…
Маал рассказывал ей как-то, что каждый из старцев, по отдельности, по-своему общается с богами и получает ответы на свои вопросы лишь только ему ведомым способом. Но иногда необходимы усилия всех, и тогда используют особые благовония, чтобы выйти на общий уровень видения. Судя по всему, сейчас был именно такой случай. Голоса становились все глуше и глуше…
Говорили о неизбежном, о том, что Тахо гневается, и люди не в силах измениться так быстро, как того хотят боги…
Но вот, дым становится плотнее и вскоре темнота поглощает все вокруг…
В этот момент, странное дело, вместо того, чтобы потерять сознание, Тайя увидела себя в свершено ином пространстве. Ее взгляд неожиданно стал пронзительно ясным, и она поняла, что находится в другой пещере, не похожей ни на одну из тех, которые ей приходилось видеть – высокие сводчатые стены ее были отполированы так, каким не бывает даже камень, отполированный морской волной. Сама пещера была настолько огромной, что размеры ее могли лишь угадываться, а взгляд Тайи не мог выхватить из этого пространства ничего, что могло напомнить ей знакомые формы. Она ощущала себя в этом пространстве, как могла бы ощущать себя песчинка на дне огромного океана… Тайя чувствовала, как сердце ее сжимается от страха и в то же время, она испытывает какое-то незнакомое доселе чувство - как если бы она предстала пред очами самого Ноона… Внезапно, прямо перед собой Тайя видит глаза, которые смотрят на нее с любовью и участием, невыразимой добротой и состраданием.
«Великий Ноон! – шепчет Тайя с благоговением, - благослови дочь свою на Путь!»
Но видение тает, и сознание Тайи вновь возвращается в пещеру Маала.
Тайе казалось, что видение длилось всего несколько мгновений, однако за это время обстановка изменилась - теперь в пещере никого не было. От влажных и холодных стен, еще отражались эхом голоса, проясняющие смысл того, что здесь происходило, но пустота уже прочно поселилась в этом месте, ставшем сразу одиноким и неуютным …
Побродив среди валунов, на которых восседали старейшины, Тайя подошла к очагу, от которого поднималась тоненькая струйка дыма и прикоснулась пальцами к пеплу – тот был еще теплым…
«Наверное, старейшины ушли совсем недавно» - решила Тайя и поспешила выбраться наружу.
После темноты свет казался нестерпимо слепящим, а когда глаза ее привыкли к свету, и она смогла добраться до деревни, оказалось, что старейшины ушли в горы еще два дня назад…И в эту же ночь Тайя была разбужена внезапным чувством, заставившим ее бежать без оглядки в горы…



Небо разъяснилось, и выглянуло неласковое солнце. Многократно отражаясь тысячью маленьких ослепительно сияющих бликов на еще волнующейся поверхности моря, свет его умножался и вселял надежду в опустошенное сердце Тайи, постепенно наполняя его тихой радостью. Ветер почти совсем стих, и чайки уже не метались, прижимаясь к скалам вдоль берега, а парили высоко и свободно, высматривая себе добычу в прозрачных водах.
Впервые за эти тревожные несколько дней Тайя позволила себе расслабиться. Она легла на спину, раскинув руки, и долго смотрела в небо, наслаждаясь его глубиной и чистотой.
Кто знает, сколько прошло времени? Солнце уже клонилось к западу, и его скользящие лучи лишь едва касались поверхности воды и прибрежных скал, когда внимание Тайи привлекло какое-то движение. Это неуловимое движение выдернуло ее из созерцания небесной глубины и привело в состояние мгновенной готовности к действию… Тайя медленно повернула голову и увидела в расщелине между камнями блестящие глаза. Также медленно, стараясь не делать лишних движений, Тайя повернулась на бок и, опираясь на руки, подогнула под себя колени. Теперь она была готова вскочить при необходимости, но продолжала пристально глядеть на эти глаза, горящие в темноте фосфорицирующим светом. Глаза мигнули, и тут же из расщелины появилась чешуйчатая голова. Она была так близко, что Тайя могла хорошо разглядеть ее. Существо это было похоже на крупную змею, но у него имелись коротенькие изогнутые лапки, что делало его похожим на ящерицу… Хотя, вряд ли такие крупные ящерицы существовали в природе… Оно было почти нереальным, и в то же время таким живым и настоящим, что можно было увидеть, как пульсирует в нем жизнь, которую, казалось, Тайя видит сквозь его светящуюся кожу, скользящую по остову из волокнистых мышц. Она чувствовала каждое движение этого существа, как свое собственное, ощущала свою неразрывную с ним связь…
Странным, непривычным зрением Тайя мгновенно увидела существо изнутри, как будто пробежалась взглядом по всему его внутреннему пространству. Этот странный взгляд фиксировал все, каждую деталь того. Что встречал на своем пути - пучки мышц, стянутые жилами и переплетенные кровеносными сосудами, пульсирующую по сосудам кровь непривычного, зеленоватого цвета и еще нечто особенное, горящее изнутри голубоватым пламенем. Наверное, это было то, что подразумевало саму жизнь…
Хотя Маал и учил ее видеть не только одними глазами, но всеми своими чувствами, так глубоко слиться с живым существом, ей никогда прежде не доводилось. Теперь Таей более понятными стали и другие слова Маала: «Чтобы понять любое существо из этого мира, нужно постараться увидеть в нем друга, посланника, соприкоснуться с ним душой…Никогда недооценивай весть, которую несет тебе маленькое существо, ибо в малом часто скрывается великое»

Наверное, Тайя отвлеклась, размышляя об этом, всего лишь на мгновение, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы таинственная гипнотическая связь с ящерицей была утрачена. Та тут же юркнула в расщелину и исчезла. Тайя, повинуясь интуитивному порыву, поднялась и начала обследовать расщелину. Очень скоро она обнаружила в скале проем, в который, подобно ящерице, принесшей ей весть, Тайя и скользнула со всей отвагой, на какую была в этот миг способна. Задевая телом холодные камни, она некоторое время спускалась вниз, двигаясь на ощупь почти в кромешной темноте. Но вскоре пахнуло свежестью, и Тайя с удивлением обнаружила, что находится внутри огромной пещеры, уходящей бесчисленными галереями в самые недра земли.
«Возможно ли это?» - У нее даже дыхание перехватило от восторга. Но все указывало на то, что перед ней - подземный путь к Срединному Хребту. Когда Маал рассказывал ей об этом Пути, о том, что он соединяет древние поселения бореев, Тайя даже и мечтать не смела, что когда-нибудь ей доведется увидеть его воочию. И вот сейчас у нее не было и тени сомнений на этот счет, она стояла вначале этого Пути.
Радость была такой всеохватывающей, что Тайя забыла обо всем – и про усталость, и про переживания последних дней, и про то, что во рту у нее не было ни крошки с момента ее внезапного пробуждения. Казалось, в нее влились неисчерпаемые силы…

Эйфория от первой удачи вскоре сменилась отчаяньем - сколько времени провела она в каменных галереях, она не знала, но силы ее были на исходе, а конца этому великому переходу не было видно. Порой она впадала в забытье, а когда приходила в себя вновь продолжала движение вперед. Иногда ей казалось, что минула целая вечность. А иногда – что она только-только вошла и если повернуть обратно, то можно выйти наружу… Конечно, Тайя осознавала, что это самообман и назад пути нет. Она свято верила, что Ноон спас ее от гибели в огненной лаве совсем не для того, чтобы позволить ей бесславно погибнуть в каменном подземелье, и только это придавало ей силы двигаться вперед.
Однажды, придя в себя после очередного обморока, Тайя явственно ощутила движение воздуха – это могло означать, что где-то недалеко есть выход на поверхность. Но радость этого открытия сменилась отчаяньем – Тайя поняла со всей обреченностью, что больше не может сделать ни одного движения – силы окончательно покинули ее. Все ее отчаянье, собравшись где-то под грудной клеткой, где-то в месте обитания солнечного огня, как называл это место Маал, поднялось, как огненная лава по жерлу вулкана и вырвалось наружу криком безысходности и боли, после чего Тайя потеряла сознание.

Taya-ti
Воин
Сообщения: 4409
Зарегистрирован: 03 дек 2006, 00:20
Поблагодарили: 1 раз

Сообщение Taya-ti » 19 фев 2008, 19:07

***

Они гнали большого боло более двух суток. Как и говорил Торо, охотники напали на его след почти сразу же, как только расстались с руслом Манилы, свернув по боковому отрогу скалистого ущелья. Айрису даже удалось ранить зверя, и все же тот был слишком силен. До Соленого озера оставалось – рукой подать, когда охотников застигла ночь. Уже в полной темноте куны наткнулись на пещеру, в которой и решили заночевать. Все слишком устали, чтобы выражать свое недовольство. Айрис развел костер. На вопросительные взгляды кунов он ответил, что будет общаться с богами. Это означало, что остальные должны использовать это время для отдыха. Об отдыхе уставшим воинам не нужно было напоминать дважды. Через пару мгновений Айрис был единственным бодрствующим человеком в пещере.
Он долго смотрел на огонь и размышлял о странностях судьбы. Увлеченный походом и гонкой за боло, он, казалось, совсем забыл о своих переживаниях, но теперь мысли о Дарее неумолимо вновь вернулись. Хуже всего было то, что они как будто застряли в его мозгу занозой, вытащить которую ему самому было не под силу. Усилием воли Айрис заставил себя освободить разум для общения с богами, как вдруг, обостренный охотой слух его уловил приглушенный крик, идущий как будто из-под земли.
Сначала он подумал, было, что это крик раненного боло. Но вряд ли животное, итак пострадавшее от охотников, стало бы обнаруживать себя. На крик степного ора это тоже было мало похоже…
Этот внезапный крик среди ночи чем-то зацепил Айриса и взволновал до глубины души… Так иногда кричат воины, испуская дух…
Айрис встал и решил обследовать пещеру. Вскоре он обнаружил ход, ведущий вглубь горы. Движимый все тем же неясным предчувствием, Айрис продвигался все дальше и дальше вглубь, пока не наткнулся на неожиданное препятствие. Инстинктивно отпрыгнув назад, Айрис выхватил из-за пояса нож и замер, готовый отразить нападение. Убедившись, что никто не собирается на него нападать, Айрис протянул вперед руку, в темноте ощупывая препятствие, возникшее у него на пути. Это был человек.
Руки Айриса, изучая, коснулись лица, пробежались по выступающим скулам и подбородку, задержались на сухих, потрескавшихся от жажды губах – это не было лицо мужчины, может быть юноши – подростка… Но как он оказался здесь, вдалеке от каких бы то ни было поселений?
Внезапно Айрис увидел перед собой глаза старого Торо и вспомнил его слова: «…Вы нападете на след большого боло. Он преподнесет тебе подарок… Прими с благодарностью»
Не раздумывая более, Айрис поднял легкое, почти невесомое тело и вместе со своей ношей вернулся обратно в пещеру.
Первым делом он смочил губы несчастного водой из подземного ручья, вытекающего из-под скалы. Затем подбросил веток в угасающий костер – руки найденыша были совсем окоченевшими, необходимо было его обогреть. Когда огонь заиграл, поедая сухие ветви, Айрис смог разглядеть лицо и обнаружил, что это не юноша, а совсем юная девушка. Даже при неясном мерцании пламени костра было видно, что девушка эта совсем не похожа на девушек из его племени. У нее была светлая кожа и темно-русые волосы, немного приподнятые внешние уголки глаз и слегка выступающие вперед скулы… Гуронские девушки, даже его Дарея, считающаяся красавицей в их племени, по сравнению с ней были похожи на грубо вытесанные из дерева фигурки.
Айрис снова приложился ухом к груди – сердце девушки билось, но слабо, едва уловимо.
«Нужно срочно доставить ее в становище, - подумал Айрис, - Дарея может вернуть ее к жизни, если это вообще возможно»
Он разбудил охотников и знаком приказал им следовать за ним. Воины поднимались неохотно, но спорить с вождем не смели…
Когда взошло солнце, охотничий отряд гуров двигался уже вдоль берегов Манилы и внимательный взгляд мог увидеть вдалеке дым родных очагов.

Fondness
Воин
Сообщения: 562
Зарегистрирован: 28 апр 2015, 08:43

Сообщение Fondness » 27 июн 2015, 18:19

Очень понравилось.
Только я не поняла, это конец сказания? Продолжение есть?
Если это какая то сага, то может название хотя бы узнать, дочитала бы в инете.


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей